Это было из хорошего.
Из плохого…
Скорых было столько, сколько я не видела за всю свою жизнь. И они все прибывали и прибывали.
В отличие от них, въезжавших во двор, автобусы останавливались на объездной дороге. Наш исключением не стал. Подъехал достаточно близко, почти вплотную к домам и стоило нам выйти, сорвался с места, которое тут же занял другой.
Остальную часть пути мы преодолели бегом. И это было даже лучше, потому что некогда думать. И неважно, что в маске тяжело дышать, а сумка, надетая, как рюкзак, бьет по спине. Главное, просто бежать. Не обращая внимания на вновь начавшийся дождь, на страх, который никуда не делся, лишь отступил, словно понимая, что для него найдется лучшее время.
Воздух звенел от сирен, от гула садившихся и взлетавших где-то неподалеку вертолетов. От команд по громкоговорителям, которые, несмотря на какофонию звуков, воспринимались четко и понятно:
— Внимание! Зеленых с сортировок с первой по третью, на карантинную площадку во втором секторе! Четвертая — шестая, сектор пять. Повторяю…
— Тринадцатая бригада — первый корпус, второй подъезд. Сортировка…
— До оценки состояния целителями и медиками, пострадавших не поить! Очищать рот от рвотных масс, смачивать губы. Повторяю…
— Обработка нейтрализующим раствором проводится до размещения на сортировочной площадке. Внимание, повторяю, обработка нейтрализующим раствором…
Нашим оказался шестой корпус. В нем уже работали. Сновали спасатели МЧС, военные, сотрудники службы порядка…
Внешне все выглядело довольно упорядоченно, без суеты, но целительская эмпатия не обманывала. Каждый из них работал на пределе, выкачивая себя без остатка.
Пострадавших выводили и выносили из подъездов, укладывали на топчаны, установленные у самых дверей, срезали верхнюю одежду. Кого-то окатывали из ведер водой, тут же закутывая в одеяла. Кого-то обрызгивали из пульверизаторов…
Лично для меня эти нюансы сейчас не имели особого значения — информация вряд ли могла помочь в будущей работе, но взгляд замечал мелочи, цеплялся за них, словно опасаясь увидеть не кусочки мозаики, а всю картину целиком.
Наверное, так оно и было. Потому что и кусочков, чтобы удариться в панику и растерять способность действовать здраво, оказалось более чем достаточно.
— Седьмая и двадцать четвертая — третья сортировка! — Людмила Викторовна, перейдя на шаг, махнула в сторону стоянки.
Машин на ней не было. Лишь тела, почти ровными рядами лежавшие на асфальте и газоне, обрамлявшем площадку.
— Игорь, Петр…
Резкий гул отвлек на секунду… Лопасти поднимавшегося из-за деревьев вертолета «пробили» висевший защитный купол, «расплескали» струи дождя, потоком лившегося там, за пределами магической пленки.
Красиво! Завораживающе! Тонкая прозрачная кисея, похожая на оболочку мыльного пузыря, махина вертолета с огромным красным крестом на боку и вода, пытавшаяся прорваться сквозь вращающийся с огромной скоростью металл.
— Двадцать четвертая! — Петр слегка толкнул меня, вырывая из созерцания. Поймав мой «очнувшийся» взгляд, повесил себе на шею ленту с карточками и цветными наклейками. — За мной!
— Седьмая…
— Внимание! Зеленых с сортировок с первой по третью, карантинная площадка второго сектора! Четвертая — шестая, сектор пять. Повторяю…
С пострадавшими уже работали. Не целители или медики, кто-то из вспомогательных служб или добровольцев. Повсюду стояли бутыли с водой, тазики. Картонные ящики, в которые сбрасывали использованные тряпки…
Сильно пахло дезинфицирующими средствами, но даже они не могли забить другого запаха. Кислого. Неприятного. Запаха рвотных масс.
Четыре ряда. Это в одну сторону. По длине же сосчитать было трудно, подносили с разных подъездов. Большинство лежало. На одеялах, простынях, брошенных на землю куртках. Кто-то сидел… Хотела бы я сказать, что это — хороший признак, но взгляд, когда раскачивавшийся до этого парень вдруг посмотрел на меня, был пустым, отсутствующим.
Практически все раздеты. Из одежды только майки, трусы, да топики или бюстгальтера на девушках.
Если бы не тепловые пушки…
Под магическим куполом, растянутым между зданиями, относительно тепло. Вот только земля была уже холодной. И влажной, после прошедшего ночью дождя.
У большинства из тех, кого я видела, кожа чистая. Скорее всего, токсин, до попадания внутрь, вел себя нейтрально, не вызывая местных реакций. Но были и с покровами, изуродованными красными пятнами, явно вызывавшими зуд.
Аллергическая реакция? Или, может, было еще что-то…
Все эти мысли мелькали, мелькали… Как в калейдоскопе. Их бы остановить, заставить замереть…
— Пострадавших до оценки состояния целителями или медиками, не поить! Очищать рот от рвотных масс, смачивать губы…
— Саша!
Я вздрогнула. Отец рассказывал о войне. О смерти. О множестве раненых, не каждому из которых ты в состоянии помочь.
Я слушала. Понимала. Примеривала на себя. Пыталась осознать, насколько готова к тому, что вся моя жизнь будет связана с человеческими трагедиями. С верой в меня. С надеждой, для кого-то способной стать последней.
И я решила, что — да! Даже если не готова сейчас, то научусь, смогу…