Цельняпушистая оболочка

Когда он рассказывал мне о своем детстве, я видела в его глазах что–то, чего уже давно не было в этом мире. Счастье. Тепло. Давно позабытая радость. Когда он вспоминал мир до войны, он был по–настоящему счастлив! В эти минуты я отворачивалась и тщетно пыталась остановить cлезы. Не знаю откуда во мне появилась эта человеческая черта проливать соленую воду глазами, но я не могла сдержаться.

Он рассказывал мне о давно погибшем мире, о том, чего лишился его вид. Он говорил об этом и даже не догадывался что виновник всего сидит в метре от него. Он говорил о мире, который уничтожила я. Это именно мой ковчег упал на человеческий город. Это он был причиной мощного взрыва. Именно этот взрыв его страна восприняла за нападение. Роковое стечение обстоятельств. И все из–за моей глупости и самоуверенности.

Из–за моей глупости эта некогда процветавшая планета превратилась в обледеневший и занесенный снегом ад. Я не могла рассказать ему правду. Я не хотела, чтобы он бросил меня. Сложно описать каково это, существовать в мертвом и чуждом мире в абсолютном одиночестве.

Меньше чем за год мы стали семьей. Настоящей. Я любила этих людей, как своего отца и мать, несмотря на то что была старше на несколько сотен лет. А они относились ко мне, как своей родной дочери. Мы не видели разницы в анатомии. Не замечали что принадлежим к разным видам. Мы просто были вместе.

Папа очень волновался за меня, порой он сам не ел, а приносил всё мне. Все свои силы они посвящали лишь мне. Отец верил, что я выживу. Он отчаянно желал, чтобы я пережила зиму. Он хотел верить, что после человечества жизнь не прекратится. Он никак не мог смириться, что этот мир так и сгинет в небытие, погребенный под толщей льда.

Помню как он рассказывал мне про новый год. Выражение его лица… Трудно описать выражение, когда он говорил про ёлку, подарки и всеобщее веселье Я часто вижу это лицо в своих снах. Слишком часто. Однажды я не выдержала. Решила выйти за пределы разрушенного города. Я хотела найти уцелевшую ёлку и принести её отцу. Мне так хотелось увидеть радость в его глазах. Радость не из детских воспоминаний. А настоящую, живую. Здесь и сейчас.

Когда я вернулась, было уже поздно.

В землянку, я обнаружила папу. Он лежал на занесенной снегом брезенте, сжимая маленькую книжечку в окоченевших пальцах. Рядом был старый пистолет и сумка с мамиными останками.

Они посвятили мне свои жизни. Они отдали всё, чтобы я выжила. Они отдали даже самих себя. Свои тела и свои жизни. Помню как привлекательно выглядел пистолет. Он манил меня. Искушал прекратить все это. Здесь и сейчас. Но я не могла так поступить.

Я выполнила просьбу отца! Несмотря ни на что, я выжила. Пережила зиму.

Мне удалось отыскать и частично восстановить бортовое оборудование. Столетия ушли на воплощение его последней воли. Он мечтал, чтобы разумная жизнь не прервалась. Он хотел, чтобы трава была вновь зеленая, а деревья были усыпаны листвой. Я сделала это.

Знания и техника позволили мне возродить погибших животных. Тех, кого воскресить не удалось, были восполнены скрещивая разных образцов друг с другом.

Папа хотел, чтобы вновь были города, чтобы вновь были праздники… Я нашла останки древних животных. Из всех эти наиболее походили на меня, это была некая разновидность кошачьих. Отец, показывая мне старинные книжки, называл их каракалами.

Мне удалось воссоздать их привнеся как можно больше человеческих черт. Я дала каждому созданию частичку своей силы, своего разума, своей души. Я даже перевыполнила просьбу отца. Мне удалось наделить разумом не только каракалов. Почти все существа получили частичку сознания. Но это не помогло.

Каждый раз, закрывая глаза, я вижу его. Я вновь слышу его истории о людях, о городах, о праздниках. Я знаю, что свою настоящую мечту отец никогда не озвучивал.

Он не просто хотел, чтобы вновь была разумная жизнь. Папа мечтал, чтобы человечество выжило. Он боялся себе признаться в этой безумной фантазии, но всё равно продолжал мечтать. Похоже что это еще одна из странных человеческих черт. И непостижимым образом, она передалась и мне.

Мои попытки воскресить человека не увенчались успехом. Я не могла воскресить ни их разум, ни их души. Как бы не была совершенна моя техника, как бы не могучи были мои силы, но возродить человечество мне оказалось не под силу. От отчаяния я прибегла к запрещенным практикам, но результат был столь же ужасен, сколь и кара, что обрушилась бы на меня, сотвори я это на родном мире.

От отчаяния, я даже создала себе сына. Но даже мой милый маленький обжора ненадолго смог заглушить те чувства, что грызли меня тысячи лет.