О, кто же милее, проще, скромнее,Яснее милой Наташи.Тепло и светло и уютно с нею,С веселой Наташей нашей.Жила, любила дочку и мужа,Обожала пестрые тряпки,Но казалась самой себя много хужеВ нарядном платье и шляпке.Говорила с ошибками по-французски,Неумеренно сильно картавя,И носила корсет до того уж узкий,Что не стягивает, а давит.Любила сплетни на дамском вечеИ радовалась визитамИ тому, что ее так округлы плечиВ бальном модном платье открытом,А была-то в сущности доброй хозяйкой,Вовсе не Nathalie, а Наташей.Снявши с розовых ручек перчаток лайку,Готовила борщ и кашу.И вдруг свалились так странно, так быстроТакое горе и ужас.И вот Наташа в приемной министраХлопочет за мужа, «за мужа-с!».Постарела сразу, ходит в салопе,Словно выцвела вся мгновенно.«Не тревожьтесь, сударыня, мы ведь в Европе,Милость царская неизреченна».По приемным, по банкам да по ломбардам,Предвосхитивши долю вдовью,Продавала, платила, торговалась с азартом,Исходила верной любовью,Великой любовью к мужу и к Насте,Крошке дочери (кто ее краше),И была в своем безысходном несчастьяБедной простою Наташей!