Целомудрие миролюбия. Книга третья. Миротворец

Книга очень мудро устроена, ведь книга это образ человека. На обложке значится имя, затем после открытия следует белый лист скрепляющий обложку и страницы, это символ чистоты, жизнь человека начинается с чистого листа, потом, как правило, следует само произведение. Страниц может быть много, а может и мало, смотря сколь продолжительна жизнь земная. И в самом конце книги обнаруживается содержание. Подобно пред Богом предстанут люди, словно книги и жанров коих очень много. И будет хорошо, если они будут духовным смыслом наполнены.

Творения искусства это кусочки человеческих жизней разбросанных по всему миру, их собирают, их уничтожают и тем они бесценней становятся. Иногда объяснение произведения куда более талантливо и содержательно написано, нежели чем само творение заслуженного мастера.

Отцу Арсению предстояло стать мучеником за веру. Этот кроткий добродушный священник в скором времени обнаружит в себе чудотворение и дар исцелять немощи людские.

Недолго они беседовали о временах последних, так как их предназначения на этой земле не могли ждать. Михаилу необходимо было спешить на инаугурацию Венедикта, а священник поспешил к своей пастве, к своим духовным сыновьям и дочерям, о коих радеет любовью христианской.

Притча о христианине

Сидели как-то за обеденным столом представители власти: политик и митрополит. Вкушали они хорошо вкусно приготовленные мясные угощения, ибо день был не постный, разговение, поэтому ради такой встречи и был зарезан и зажарен агнец. Запивали они оное кушанье вином, чувствуя, как оно разливается по их тучным телам и размягчает их единомышленный разум. Видимо поэтому они, несколько повеселев, вспомнили свои юные лета, как в те года они блудили с женщинами, о том, как служили в армии и на войне убивали врагов отчизны, и за те государственные подвиги они получили почетные ордена и награды. Но после тех событий, один обзавелся семьей и любовницей, и стал служить в политической сфере, а второй принял монашеский постриг, ибо, будучи раненым в бою, утратил физическую способность к деторождению. А карьеру им делать-то надо было, вот и решили они послужить государству, один на светском поприще, а другой на духовном. И всё было хорошо и спокойно в их размеренной барской жизни, ибо они были одариваемы почитателями их словоблудства всеми земными богатствами. Так было, покуда не появился этот длинноволосый писатель с его книжками о пацифизме, девственности, который пишет трактаты о греховности и преступности мясоедения и винопития, о греховности всякой власти и иерархии. Да ладно бы сам так жил, но и людей к такой мятежной жизни призывает, подстрекает тех к нравственному бунту. Вдобавок само государство и саму церковь обличает в том, что те живут не по-христиански. И что самое возмутительное, что тот возмутитель спокойствия свои проповеди называет христианскими, а себя называет христианином. Ох, как всё это не понравилось политику и митрополиту, отчего разгневались они опьяненные вином и гневом на этого писателя, на этого нецелованного девственника, этого пацифиста, отказывающегося от вина и мяса животных и птиц. Потому недолго рассуждая, один из них написал донесение, а другой письмо, в котором значилось: писатель этот не христианин, он еретик и отступник, анафема ему, судить его, а затем отправить того либо в тюрьму, либо в дом умалишенным, и так далее и тому подобное. Так кто же такой христианин, а кто таковым не является?

Глава девятая. Апологет духа

Прежде чем зверю предстояло воцариться над грешниками, дьяволом было подготовлено и выработано философское учение о вседозволенности, Также идеи свободного от морали сверхчеловека способствовали разрастанию греха насилия по всему миру, это было реформаторством, причем жестоким и безжалостным. Ученые и философы выворачивали моральные и нравственные ценности, они прокладывали тропу антихристу своими книгами и лекциями в поддержку блуда и насилия, а священнослужители проповедовали святость воинства и справедливую войну, и так поступая, кровью убиенных ими людей они умывали злодея, своими грехами и блудодействами кормили его.