Целуй и танцуй: в поисках любви в Буэнос-Айресе

Не в силах подобрать нужные слова, мы бросили это занятие и просто принялись танцевать. Но танцевала с ним вовсе не я, а пустая оболочка. Мой разум проделал волшебный фокус. Он поместил мое сердце и тело в шляпу и заставил их исчезнуть. Просто перенес в надежное место, где Изекьель не сможет до них дотронуться, а когда танец подошел к концу, снова извлек их из шляпы.

«Мы тебя ненавидим!» — завопили они, один громче другого.

«Ну и пожалуйста», — отозвался разум.

4 ноября 2000 года

Уже больше недели я не включала автоответчик — чтобы только не видеть этого жуткого мигающего красного огонька. Что я могла там услышать? Пару сообщений от мамы, сообщение из страховой компании. И ни одного — от Изекьеля… Я просто боялась, что, не пережив этого горького разочарования, я перережу себе вены. И потому решила забыть про записывающую ленту в телефонном аппарате. Дабы не совершить непоправимое.

Мне казалось, я действую мудро — демонстрирую, что абсолютно не жду его звонка. А поскольку я ничего не ожидаю, он уж точно позвонит, ибо все случается только тогда, когда не ждешь. Однако моя тактика не сработала.

Сказать по правде, Изекьель все же позвонил мне. Один раз, прежде чем я выключила автоответчик. Он оставил сообщение и попросил меня перезвонить, но я не стала этого делать — Моника заставила меня поклясться, что я не наделаю глупостей. Она сказала, что, если ему так уж хочется поговорить со мной, он вполне может перезвонить. Очевидно, так сильно поговорить со мной ему все же не хотелось.

«И с чего ты решила, что он позвонит?» — спрашивала я себя, беспокойно ворочаясь ночью в постели. Потому что в его звонке мое последнее спасение, вот почему! Я фантазировала, как он преодолеет все препятствия, разделяющие нас, с телефонной трубкой в руке вместо меча пробьется сквозь дебри невысказанных чувств и приступом возьмет замок… Мне очень хотелось верить, что так и будет, что он позвонит мне и скажет открытым текстом: он любит меня, он совершил ужасную ошибку. Разумом я понимала — мои фантазии несбыточны. Однако разум не есть мой главный советчик, у меня есть еще сердце. И в последнее время оно без конца кровоточит.

6 ноября 2000 года

Разве Диего не знает, что бить лежачего — подло?

В конце концов мне пришлось объяснить ему (в весьма недвусмысленных выражениях), что хоть я и крайне серьезно отношусь к нашему танцевальному тандему, мне кажется, у нас с ним нет будущего в плане отношений. Ноя добилась лишь того, что он решил меня наказать: начал практиковаться с какой-то девушкой. Предпочтительнее было бы, чтобы он бросил меня. Но, как я уже говорила, он умен и знает, что намного больнее и унизительней быть не брошенной, а сравниваемой с другой женщиной.

Ее имя — Сесилия. Или другой женщиной правильнее назвать меня?

Кто бы ни была эта другая, я чувствую себя куском дерьма, в которое несколько раз наступили, да еще и ногой притопнули для пущей убедительности. Я могла бы хоть как-то смириться с положением вещей, если бы он не продолжал упорно навязывать мне разговоры о «побочной» партнерше. Весьма затруднительно игнорировать факт «неверности» мужчины, если он без конца твердит о сопернице и сравнивает вас с ней. И, надо сказать, не в вашу пользу.

— Шаг Сесилии намного длиннее, чем твой! (Длиннее — значит лучше.)

…Сесилия никогда не торопится скрещивать ноги! (Торопиться — это плохо.)

…Тебе следует показывать большее сопротивление, как это делает Сесилия! (Сесилия — значит хорошо.)

…Сесилия быстро учится! (А я, значит, медленно, то есть плохо.)

Не знаю, с чего кто-то решил, что танго — это возвышенное противоборство двух полов. На мой взгляд, в этой борьбе нет ничего возвышенного.

До выступления оставалось всего две недели. Завуалированные и прямые угрозы я слышала теперь постоянно, и терпеть их становилось все труднее. Я пыталась не показывать, насколько они меня ранят, слабо улыбалась в ответ и старалась исправить все, на что он указывал, — кусая губы и мысля в духе дзен-буддизма. Я твердила себе, что не стоит принимать его придирки близко к сердцу. Это просто способ отомстить мне. А может быть, так у него проявляется страх сцены. Однако задача достичь внутренней гармонии оказалась для меня непосильной. Мы уже почти подошли к концу пути, выполнив работу на девяносто процентов, как он внезапно решил, что не желает танцевать под Пульезе, лучше остановить выбор на Ди Сарли. И мы начали все сначала. Через три занятия под Ди Сарли он заявил, что не хочет танцевать под эту музыку. Теперь ему хотелось выступить под Педро Лоренцо. Я пыталась быть терпеливой. К сожалению, терпение не относится к числу моих добродетелей.

17 ноября 2000 года