Целую, Кощей (СИ)

Царь-батюшка, решив порезвиться напоследок, постучался в наши ворота не в облике того белокурого эльфа, а в классическом одеянии католического монаха. Ну, знаете — потертый коричневый плащ с большим капюшоном, скрывающим лицо, веревка вместо пояса, чётки в руках. Только вместо креста на шее висела небольшая медная ложка. Очень колоритно, знаете ли…

Ложку, кстати он сразу вручил мне, как только я распахнул перед ним калитку:

— Держи, Секретарь. Это — для вызова Горыныча. Носи не снимай. Понял ли? Не снимай!

— А как она работает? Здравствуйте Ваше Величество.

— А по лбу себя ложкой три раза стукнешь… — и Кощей залился скрипучим хохотом, глядя на моё вытянувшееся лицо. — Стукни ей обо что-нибудь и приказывай.

В горнице Кощей сразу же смахнул личину, представ пред нами в своём обычном облике. Отмахнувшись от наших приветствий, он сразу же оккупировал мою спальню, использовав как кабинет и заперся там, вызывая по очереди всех моих сотрудников.

Михалыч, Маша, Калымдай, Олёна… А меня так и не вызвал. Даже Аристофана позвал и долго орал на него, а меня, нет. Ну и ладно. Мне же спокойней будет. Хотя и обидно немного.

Пока царь-батюшка проводил свои собеседования, к нам с докладами начали прибегать бесы:

— Телеги с солью привезли, поставили вокруг забора.

— Стрельцы с крюками на веревках по соседним крышам затаились.

— Полсотни стрельцов забили пищали солью и за забором сидят.

— Зеваки начинают на площади собираться, привлеченные суетой.

Ну и так далее по плану участкового.

Когда прибежал бес и доложил, что объявился и сам участковый со своей стрелецкой сотней, а с ним еще зачем-то приперся и Горох, я постучался к Кощею:

— Ваше Величество, пора. Все на позициях, ждут только вашего выхода.

Кощей вышел в горницу, строгий, суровый и сосредоточенный. Обвёл нас всех тяжёлым взглядом и кивнул:

— Пошли.

Все разбежались по своим местам только мы с дедом пошли за Кощеем к ангару.

Кощей вдруг остановился посреди двора и ткнул меня пальцем:

— Запомни, Федька. У нас так заведено, если хочешь выжить — тебя должны бояться. Страх и жестокость, понял? Повтори!

— Страх и жестокость, Ваше Величество. Чего уж тут не понять?

— Еще раз!

— Хм-м… Ну страх и жестокость.

— И еще раз без всяких "ну"!

— Страх и жестокость! — чуть ли не заорал я. Чего он ко мне привязался со своими нравоучениями, да еще в самое неподходящее время?

А царь-батюшка, вдруг притянул меня к себе обнял, впечатав в костлявую грудную клетку и почти сразу отпустив, вдруг улыбнулся:

— До скорого, Федька, не горюй!

"Айл би бек!", мне кажется, круче бы прозвучало.

Я ошарашено смотрел, как Кощей резко развернулся и широким твёрдым шагом, зашёл в ангар и захлопнул за собой дверь. Чего это он такой добренький вдруг?

— Федька, очнись! — дернул меня за рукав Михалыч. — Бежим быстро сейчас начнётси!

Едва мы с дедом выскочили на улицу через заднюю калитку, как крыша ангара со скрипом поднялась в воздух, а потом медленно рухнула во двор, свалив часть забора, выходившего на площадь. Стрельцы, прятавшиеся за забором, едва успели отскочить и стояли, чихая от поднявшегося облака пыли. Вслед за крышей заскрипели стены ангара и тоже медленно рухнули во все стороны, открыв для всеобщего обозрения летучий корабль, посреди которого, держась за мачту, стоял Великий и Ужасный. И это — совсем не красивый оборот речи. Кощей действительно выглядел крайне зловеще. А когда корабль стал медленно подыматься в воздух, Кощей громко захохотал:

— А вот хрен тебе дурачина участковый! И твоему пьянчужке Гороху такой же хрен, только в квадрате! Недоглядели разини?! А теперь… (дальше матерно, но очень колоритно)…вашему Лукошкино! Всех… разнесу, всех… сверху бомбами закидаю на фиг!

— На крышах! — заорал Никита опешившим стрельцам. — Крюки бросай, мать вашу юриспруденцию!

Стрельцы спохватились и, раскрутив веревки, попытались удержать корабль, но до него долетело всего два-три крюка, да и те Кощей тут же обрубил, невесть откуда взявшимся длинным чёрным мечом.

— Аха-ха-ха! — продолжал выступление царь-батюшка. — Шпана криворукая! Вы кого захватить вздумали, собачьи дети?! — корабль тем временем подымался всё выше и выше. — Молитесь придурки! Жить вам осталось три минуточки!

Корабль, поднявшись метров на тридцать над землёй, замер.

— Вы еще из пищалей в меня пульнуть попробуйте! Ха-ха-ха! — Кощей перегнулся через борт, выставляя себя на всеобщее обозрение, огляделся и вдруг рявкнул: — Огонь! Пли!

Стрельцы машинально спустили курки, тлеющие фитили ткнулись в затравочные отверстия и грохот пятидесяти выстрелов едва не оглушил меня. Площадь моментально окуталась пороховым дымом, а когда он немного рассеялся, все увидели, как летучий корабль, с яростно чешущимся и изрыгающим проклятия Кощеем, сделав небольшой круг, плавно пошел на посадку, причем как раз на место бывшего ангара.

Завороженные этим зрелищем все, и горожане, и стрельцы, тупо пялились на корабль, открыв рты. Когда корабль приземлился, покачался из стороны в сторону и снова начал взлетать, видя общегородской ступор, я заорал: