Целую, Кощей

– Она, милай, – закивал улыбаясь дед. – Ну-ка, накинь. Так… Ага! А мы еще орден самый большой енеральский скрутим и перевязь-то к майке твоей им и прикрепим. И не строй мне тут рожи жалостливые! Ничего с твоей майкой от одной дырочки не сделаетси! Вот… Краса неописуемая, внучек. На-ко, глянь на себя в зеркальце только пальцем его не тыкай, а то вызовешь Кощеюшку, глянет он на тебя, да и помрет со смеху, бессмертный наш. Шутю, шутю… Верно говорю, Федь, подобающий наряд получается. Только… Ага вот! Ну-ка, шапку мою пиратскую накинь!

Дед нахлобучил мне на голову треугольную шляпу и лихо сдвинул её назад и слегка вбок.

– Всё, внучек, готов Статс-секретарь Лукошкинского пошива!

– Думаешь? – я чувствовал себя немного по-дурацки.

– И не сумлевайся, внучек! Увидит кто, так от икотки на месте и помрёть!

– Да ну тебя, дед…

– На, – он снова сунул мне зеркальце в руку. – Сам полюбуйся, если дедушке не веришь.

А что? И ничего. Вполне странный и несколько грозный вид. Я даже сам себе понравился.

– А ишо повязку пиратскую на глаз и совсем красавчик будешь!

От повязки мне удалось отбиться. Тут с двумя глазами по лесу продираться сложно, а уж с одним…

– Аристофан! – заорал я. Бес сразу выскочил из кустов. – Ну, что думаешь?

– В натуре, босс, – закивал он головой.

– В натуре, что? Плохо, сойдет или вообще отменяем операцию?

– В натуре, босс, – повторил Аристофан. – Ну, в смысле, босс, ты как босс выглядишь, в натуре.

– Это хорошо в смысле?

– В смысле – в натуре, – кивнул бес. – Реальный такой, типа босс.

– Тьфу, ты запутал совсем… Ладно, пошли дальше.

* * *

Идти оказалось недолго, я даже проголодаться не успел. Зато успел мысленно тысячу раз проклясть деда, Кощея, настоятельницу, бесов, лес, деревья, ветки и, непосредственную виновницу моего раздражения – шпагу, которая жила, казалось, собственной жизнью. И главной целью её жизни, как я понял – было цепляться за все ветки и кустики и старательно попадать мне между ног, пытаясь свалить меня ловкой подножкой и не дать добраться до святой обители. Язычница, какая-то, а не шпага. Хорошо, дед подсказал, как правильно придерживать за эфес это исчадие ада. Жаль, только поздновато – мы вышли на пустое вытоптанное пространство перед монастырём.

Заборчик тут был покруче Гороховского. Тоже метров десяти в высоту, но не из бревен, а каменный, да еще и бойницы поверху. Вот ворота были деревянными, из толстых бревен и, разумеется, запертые. Широкая дорога тянулась вдоль забора. Причем, крепкая такая, утоптанная. Не зарастет народная тропа, ага.

Ну, начинаем…

– Стройся! – шепотом скомандовал я.

Впереди как главную мишень, выставили, конечно, меня. По бокам на шаг сзади стали Михалыч с Аристофаном, а бесы в два ряда клином выстроились позади них. Выглядели мы внушительно, солидно, мощно, грозно. Это я себя так уговаривал, а на самом деле, стоит клоун со шпагой, а позади его мужики самого простецкого вида. Эх, кабы бесы в своём натуральном обличии стояли, с рогами, с хвостами, с копытами! Но нельзя.

Я вздохнул и кивнул Аристофану:

– Стучи.

Бес застучал в ворота раз, другой, третий… Тишина. Аристофан обозлившись, начал уже пинать ворота сапогом, как вдруг на них, на воротах, в смысле, а не на сапогах, отворилось маленькое окошко и строгий женский голос спросил:

– Пошто в смиренную обитель ломитесь? Пошто покой нарушаете своими мирскими рылами?

А я что-то думал, что монашки все вежливые такие, сердобольные, участливые…

– К настоятельнице Февронии, – громко и важно заявил я. – По срочному делу! А от кого, то я ей лично скажу!

– Пошли прочь отседова! Шляются и шляются… Важное дело у них… Знаем мы енти важные дела… Занята матушка настоятельница, на молитве она! Идите, идите от греха!

И окошко со стуком захлопнулось. О как.

– Открывай! – я подскочил к воротам и заколотил в них генеральским сапогом. – Открывай живо, а не то…

– А не то что? – раздался уже сверху язвительный женский голос и в бойницы высунулись стволы пищалей.

– А не то, – вдруг раздался спокойный голос деда за моей спиной, – я это ружжо тебе, пакостнице, пониже спины воткну да саму заставлю на курок нажать.

– Это кто ж там такой борзый? – парировал голос сверху, правда, уже не так уверенно.

– А ты глазоньки свои мутные разуй, – так же спокойно посоветовал дед.

– Михалыч? – неуверенно протянул голос. – Ты што ли?

«Михалыч… Михалыч…» – эхом зашелестели тихие женские голоса и пищали начали исчезать из бойниц.

– Я, што ли, – язвительно передразнил дед. – Отворяй, давай, торопимся мы.

Я своего деда никогда не пойму. Но горжусь им безмерно.

Ворота заскрипели и открылись вполне достаточно, чтобы наша банда… э-э-э… наш отряд мог спокойно пройти через них.

Дорогу нам загораживала полная пожилая монахиня, как я понял, та самая Фёкла-настоятельница, а позади неё стояло еще с десяток монахинь, довольно молодых девушек. И симпатичных… Я аж загляделся и чуть не упустил момент, когда дед приблизился к Фёкле и тихо, но строго произнёс:

– Поняла от кого мы?

– Чай не дура, Михалыч, поняла.

– Вот это, – дед указал на меня, – сам Статс-секретарь царя-батюшки, господин Захаров.