Целую тебя, мой Пьер

Да, после смерти Саши ей показалось, что она побывала в преисподней. Невозможно было видеть его подвижное лицо застывшим, а глаза – такие умные, выражавшие тысячу эмоций одновременно – закрытыми. Открой, открой глаза, родной мой Сашенька – просила, умоляла она, стоя на коленях рядом с любимым. Но он уже был не с ней, не в этом мире, лучшем, чем этот… А Наталья будто спустилась в ад – её ломало и корёжило, судороги не давали спать, выгибая её тело так, как она бы ни за что не смогла бы согнуться сама.

В памяти всплыла хмурая, зимняя Мойка с чернеющими толпами, вереницей тянувшаяся к их дому. Открытые настежь двери, и просьбы, мольбы Жуковского, Одоевского, Вяземского: можно мне это… подарите на память это… Хоть всё заберите – хотелось крикнуть ей, – только верните Пушкина!

Единственное место, где Наталья чуть пришла в себя – церковь во время отпевания. Жандармы оцепили небольшой Конюшенный храм, оставляя толпу на улице. Здесь Наталья впервые вздохнула с заметным облегчением вдали от любопытных, сочувствующих и осуждающих взглядов, которые непрестанно ощущала на себе все последние дни.

– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой…

Ах, если бы это, действительно, было так давно, чтобы сердце хоть чуть-чуть успокоилось. Но прошло всего два месяца, и Наталья знала, что слёзы на её глазах ни разу полностью не высыхали.

– Ну наконец-то, – с облегчением выдохнула Александра, глядя на родной пейзаж Полотняного завода. – Дети, одевайтесь, приехали…

Наталья тоже посмотрела в окно, и сердце её сжалось – как уныло стало после смерти дедушки – Афанасия Николаевича, владельца завода. Куда делись прекрасные цветники, оранжереи с диковинными, заморскими растениями? А ведь даже крестьяне называли их чудесный сад "земным раем". Всё исчезло. Лишь плодовые деревья – высокие груши и раскидистые яблони – бурно, по-весеннему цвели, радуя глаз.

Две сенные девушки-горничные да важная экономка Устинья встречали гостей у крыльца. Устинья шумно распоряжалась, куда заносить вещи, кому где расселяться. Александра недовольно поморщилась, оглядываясь вокруг.

– А где хозяева, чего не встречают нас?

– Лизавета Егоровна простудились, – после лёгкой заминки ответила экономка, – ждут вас в доме-с с Дмитрием Николаевичем.

– Ну-ну, – нахмурилась сестра.

Наталье было всё равно. Она взяла на руки проснувшуюся и расхныкавшуюся Наташеньку и пошла в дом. В большой столовой слуги спешно накрывали на стол, а из гостиной с распростёртыми объятиями, одетый в тёплый халат, вышел брат.

– Прости, Таша, что не встретил на крыльце. Мы с Лизой чего-то простудились, теперь бережёмся. Как ты? Как детки перенесли дорогу?

– Спасибо, Митя, всё нормально, – оглядывая и обнимая брата, ответила Наталья. – Как я соскучилась, спасибо, что принял нас…

– Ну-ну, милая, – брат похлопал её по плечу, заметив у неё на глазах проступившие слёзы, – я понимаю твоё горе. Ничего, ничего, время лечит… А где Александра?

– На улице, наверное, а вот и она…

Быстрым, решительным шагом, таща за собой Марию и едва успевавших за ней мальчишек Сашу и Гришу, Александра Николаевна вошла в гостиную.

С Дмитрием они были очень похожи – у обоих немного вытянутые лица, чёрные брови вразлёт, тёмно-карие глаза. Только у брата были полные, мягкие губы, выдававшие его безвольный характер, а у Александры чаще всего губы были крепко сжаты, словно всё, что она видела вокруг – ей не нравилось. Она обняла брата и тут же начала ему выговаривать, какие бестолковые у них слуги.

Наталья прошла дальше, чтобы поздороваться с невесткой – Елизаветой Егоровной.

Молодая женщина, всего лишь на три года старше Натальи, выглядела не очень хорошо. То ли она, действительно, была больна, то ли неряшлива от природы – непонятно. Елизавета Егоровна полулежала на кушетке в старом, замызганном, с жирными пятнами, платье, грязный воротничок которого покрывали чёрные, как смоль, нечёсаные волосы. Они с братом поженились меньше года назад. Детей у них ещё не было, и не похоже, чтобы намечалось, как машинально отметила Наталья.

– Наталья Николаевна, милости просим, – слабым голосом поприветствовала хозяйка, – а я болею, уж не обессудьте за внешний вид.

– Берегите себя, Елизавета Егоровна, – вежливо пожелала Наталья, – я пойду в свою комнату, не буду вам мешать отдыхать.

– А ваша комната сейчас занята, – вдруг более живым голосом заметила невестка, приподнимаясь. – Там наша с Митей спальня.

– И какая же будет теперь моя? – неприятно поразилась Наталья, остановившись на пороге.

– Ну… поселитесь пока с Александрой в одну комнату.

– Не пойдёт, Елизавета Егоровна, у меня четверо детей, и с двумя из них я сплю вместе. Так что извольте выделить мне отдельную комнату.

Хозяйка нарочито вздохнула и встала.

– Хорошо, занимайте дедушкин кабинет. Я распоряжусь, чтобы туда принесли ещё одну кровать для ваших детей.

– Благодарю, – грустно-насмешливо поклонилась Наталья и отправилась на второй этаж. На сердце у неё стало ещё горше.