Однако вся эта светская жизнь была бы пресной для беспокойного ума Идалии и её горячего южного темперамента, если бы не освоенное искусство плетения интриг. Кружить головы чужим кавалерам, ссорить подруг, доводить до дуэли разъярённых ревностью поклонников, а потом недоумённо хлопать глазами в ответ на негодующие взоры друзей – вот истинное наслаждение для "Мадам Интриги", как успели прозвать Идалию в свете.
Странно, что все сплетни злопыхателей Идалии прошли мимо ушей Петра Ланского. Она никак не ожидала, что этот молчаливый любовник так сильно к ней привяжется. Уже давно приходило желание разорвать затянувшиеся отношения, но было что-то в любви Ланского такое, чего до этого она никогда не видела от других поклонников. Впервые в жизни ею любовались как будто изнутри, а не только снаружи. Ланской считал её хорошей матерью, доброй и заботливой. Она понимала, что это неправда, но разочаровывать любовника не хотелось, и при нём Лизочке доставалась порция ласки и от матери. Пётр стал не просто любовником, а ещё и другом, с которым хотелось быть чуть лучше, чем она была на самом деле.
Коляска подкатила к дому, и дверь тут же открыл вышколенный швейцар, не забыв низко поклониться хозяевам. Александр Михайлович, вовсю зевая, захотел уйти на свою половину, – они давно уже ночевали раздельно – но Идалия остановила его вопросом:
– А Пушкины там будут?
Замерев на первой ступени лестницы, ведущей на второй этаж, Полетика обернулся.
– Где? На балу у Вяземских?
– Да, – нетерпеливо снимая шляпку, подтвердила Идалия.
– Будут, наверное, – пожал плечами супруг, – а что?
– Ничего, – буркнула Идалия, раздражённо всучив шляпку горничной.
Не сказав мужу больше ни слова, она прошла на свою половину.
Пушкин и его жена, троюродная сестра Идалии, с недавних пор стали для неё нежелательными собеседниками. Наталью она считала своей соперницей, претендующей на титул самой красивой женщины Петербурга, а Пушкин… её оскорбил. Тот разговор в карете, случившийся месяц назад, до сих пор вызывал у неё приступ дурноты.
Александр предложил её подвезти до дома, когда они вместе возвращались от Карамзиных. Наталья задержалась поболтать с Катериной Андреевной, вдовой знаменитого историка, а Идалия решила воспользоваться счастливым моментом и проехаться с Пушкиным наедине.
– Что же, Александр Сергеевич, вы не просите у меня того поцелуя, который, как вы выразились, не приняли бы по почте? Я не прочь его вам подарить, – игриво начала она тогда разговор.
О, как сладок и страстен был его поцелуй! При воспоминании о крепких губах и сильных, цепких пальцах, которыми он обхватил её подбородок, у Идалии мурашки бежали по коже… Но дальше… кошмар. Когда она попыталась обнять его за шею, Пушкин внезапно отпрянул.
– Этого достаточно, радость моя, – усмехнулся он ей в лицо.
– Вы играете со мной? – прошептала она уязвлённо.
– Нет, что вы, – продолжая ухмыляться, ещё дальше отодвинулся от неё Пушкин и взял в руки тросточку, – это ваша прерогатива играть с мужчинами, доводя их до сумасшествия своей красотой, моя прелесть.
– По-моему, так называют развратных женщин, – с гневом произнесла она, чувствуя, что корсет стал невыносимо тесен для её вздымающейся от частого дыхания груди.
– А вы не такая, мадам Интрижка?
От бешенства у неё потемнело в глазах. Она осмотрелась близ себя, раздумывая, чем бы запустить в ставшее ненавистным насмешливое лицо. Под рукой оказалась дамская сумочка, которую она, не задумываясь, бросила в Пушкина. Тот ловко поймал её и, словно поддразнивая, стал вертеть в руках.
– Вы прекрасны и в гневе, мадам, но тем более мне жаль, что такая красота доступна для слишком большого количества мужских рук. Так можно и растерять всё.
– Следите, сударь, за своей женой, а ещё лучше за своей головой, чтобы там не выросло что-нибудь неподходящее, – бросила она в ответ и со злорадством увидела гримасу неудовольствия на лице Пушкина.
Однако больше смотреть на него не было сил, и она отвернулась. Последние минуты они проехали в тяжёлом молчании. Не попрощавшись, она выскочила из кареты и на следующих встречах всячески избегала Пушкина, боясь снова увидеть на его лице насмешку.
После столь неприятного разговора ей захотелось ещё больше отыграться на чувствах мужчин, но Ланской для этого не годился – слишком уж он её любил. А потом появился Жорж Геккерн, от одного вида которого каменное сердце Идалии таяло, как масло. Высокий, изящный блондин, своими голубыми глазами и весёлым нравом, он быстро очаровал всех дам. И неспроста Идалия поддела Пушкина – Наталья Николаевна смеялась громче всех над его шутками. Все видели, что настойчивость ухаживания Жоржа и пылкость его признаний вскружили ей голову. Уже давно по Петербургу злословили, что и сама Наталья была не против этого флирта.
Идалии было обидно, что Жорж уделял этой жеманнице внимания больше всех, но она не теряла надежды – от её прелестей ещё никто не отказывался, кроме… Пушкина.