Целую, твой Франкенштейн. История одной любви

– Как вы сказали? iHead? – переспрашивает Виктор.

– А как прикажете называть эту штуку?

– Вообще-то, я зову его Джек.

– Я не могу туда смотреть, – морщится Полли.

– Я считал вас ревностной защитницей истины, а не хрупким цветком. Согласитесь, в мире есть куда более мрачные зрелища, чем отрезанная голова, – сухо говорит Виктор.

– А у меня целая фабрика по производству голов. На январской распродаже при аренде робота мы предлагаем запасную голову за полцены. На сайте акция называется: “Одна голова хорошо, а две лучше”, – хвастает Рон.

– Странно, что вашим чокнутым клиентам вообще нужны головы. Видимо, не очень, судя по тому, как часто их сносят напрочь. Кстати, профессор Штейн, как скоро захлебывающиеся от мужского шовинизма и женоненавистничества социопаты из генетических лабораторий начнут селекцию безголовых женщин? Для уборки и готовки голова не требуется. К тому же, никакого здорового питания и никакой болтовни, – подначивает Полли.

– Я поддерживаю феминистские взгляды. К тому же мне нравятся женщины с головами, – признается Виктор.

– Чтоб мне сдохнуть! – восклицает Полли. – Как все запущено! Мужчина, который якобы на стороне феминисток, так и быть, позволяет женщинам оставить головы при себе!

– Вы просто на меня злитесь, – улыбается Виктор.

– Мне тоже больше нравится, когда женщина с головой, – вмешивается Рон. – Конечно, они без умолку трещат, но без головы нет и рта. А мужчины обожают совать свой…

– РОН!!!

– Прости, Клер. Прости…

– Возвращаясь к животрепещущей теме отрезанных голов… – снова вступает Виктор. – Существует легенда, согласно которой насаженные на колья головы казненных преступников, выставленные вдоль Лондонского моста, обладали даром прорицания. Когда всадник проезжал по мосту на лошади, его взгляд оказывался вровень с обрубком шеи и вывалившейся челюстью казненного преступника. Широко распахнутые глаза придавали мертвой голове еще более жуткий вид. Ходило поверье, будто стоит сделать на большом пальце руки надрез и оросить мертвый рот парой капель крови, и отрубленная голова заговорит.

– И что же она скажет? – интересуюсь я.

– Я полагаю, правду, – отвечает Виктор. – Вот где пригодились бы головы с речевым управлением! В скандинавских мифах бог Один обращался за военным советом и предсказанием к отрубленной голове великана Мимира. В восьмом круге Ада поэт Данте Алигьери беседует с головой воина-трубадура Бертрана де Борна. В легенде о сэре Гавейне отрубленная голова зеленого рыцаря продолжает как ни в чем не бывало разговаривать. Но лично для меня ничто не сравнится со святыми, которые называются цефалофоры, то есть головоносцы. Они носят свои головы как ручную кладь.

– Виктор, прости, что прерываю твой поток красноречия, однако без крови и кислорода мозг долго не протянет. Десяти минут без питания достаточно, чтобы начались необратимые изменения. Именно поэтому вслед за остановкой сердца умирает и мозг, – говорю я.

– А, доктор Шелли! Ты воспринимаешь все слишком буквально. Полвека назад сердечные трансплантаты казались фантастикой. А еще через полвека нейроэмуляция превратится в рядовой процесс.

– Ну и какая от нее польза?

– Что значит «какая польза»?

– Для человечества? Все наши ошибки, спесь, откровенная глупость, предубеждения, жесткость! Неужели ты и правда хочешь, чтобы появились улучшенные люди, суперлюди, люди с перенесенным сознанием, вечные люди со всем их дерьмом? В духовном и нравственном плане мы едва выползаем из первобытного моря на сушу. Человечество еще не готово к будущему, о котором ты мечтаешь!

– А когда мы были готовы? – разводит руками Виктор. – Прогресс дается ценой несчастных случаев, ошибок, сделанных в спешке, и непредвиденных последствий. И что с того? Выходя утром из дома, мы не знаем, что нас ждет. Мы просто выходим и все.

– Тогда выше голову! – пытается каламбурить Рон.

– Заткнитесь уже, Рон! – огрызаюсь я.

– Нет, я не заткнусь, чертова Мэри! – вспыхивает он. – И я желаю знать, что будет, когда эта штуковина, как вы там ее называете, iHead, или Джек, оживет?

– Я получу Пулитцеровскую премию, – отзывается Полли.

– Если мне удастся хотя бы частично восстановить мозг Джека, дальше придется искать живого добровольца, который согласится участвовать в эксперименте.

– То есть обречь себя на верную гибель?

– Ради вечной жизни. Неужели тебе не захотелось бы рискнуть? – спрашивает меня Виктор.

– Нет! Мне не нужна вечная жизнь. Она и так слишком сложна, – говорю я.

– Тебе не хватает честолюбия. Или мужества, – порицает Виктор.

– А может, я просто не хочу становиться постчеловеком[100].

– Предположим я соглашаюсь, и вы сканируете мой мозг. Думаю, со мной это займет не слишком много времени. Вот меня, наконец, отсканировали, и что мне делать целыми днями? – спрашивает Рон.

– Что делать?

– Ну да! Для меня, как и для множества других людей, мозг – не самое главное в жизни, ведь там мало, что происходит. Если от меня оставить один мозг, зрелище выйдет жалкое.

– Когда ты устремишься в Рай, тела уже не будет, – заявляет Клер.