Целый осколок.

И ни единого следа, ни единой отметины на расстоянии десятков метров, кроме короткой цепочки его следов. Словно стальной прут упал с неба, пронзил отца-инквизитора от головы до пят и растворился в нем как кусок льда. Расплылся в ничто в горячей крови неукротимого и несгибаемого борца с ересью, нечистой магией, проклятыми Господом нашим нелюдями Совершенными и чуждыми миру людскому эльдарами.

Кстати, первым его тело нашел семилетний мальчишка, сын пекаря и почти успел обобрать покойника, когда его спугнули подмастерья из квартала ткачей. Что за времена, что за нравы! Сопливый мальчишка обирает труп отца-инквизитора!

И вот тогда сонное болото городка Нуэлл всколыхнулось. Ордос Маллус и Ордос Еретикус заполнили город своими представителями. Дочери Битвы сменили городскую стражу, без всякого уважения изгнанную со всех постов и унизительно, по сути действий, запертую в казармах. А по брусчатке улиц города неумолимыми молохами загремели стальные сапоги Ангелов Смерти, высекая снопы искр из мерзлого камня. В центре же площадей, на окраинах города и берегу реки завозились технобраться со своими непонятными механизмами. Стальными, с бронзовыми вставками, сочащимися смазкой, вспыхивающими желтыми огнями и словно бы почти живыми. Чуждыми и пугающими. А весь берег реки был вытоптан до мерзлой земли представителями Святой Конгрегации и лишь место убийства инквизитора оставалось нетронутым, охраняемое неразговорчивыми и суровыми Серыми братьями-рыцарями.

Город замер, город затих. И лишь только ранним утром, и поздним вечером, по улицам стремительно скользили бессловесные безликие тени – это добрые горожане спешили на службы, в мастерские, в свои лавки и обратно. Или не скользили, а мертвенно-тихо сидели по домам под запорами, засовами, замками и трепетно дрожали, доедая последний ломоть черствого хлеба и мелкие моченные яблоки, отчаянно страшась выйти за порог дома. Неизбывный страх грубо и властно возлег на город и взял его, как мордатый здоровяк-наемник испуганную служанку трактира.

Сколько было тогда произведено арестов подозрительных и подозреваемых? Десятки? Сотня? Скольких «ночных людей» взяли на их хавирах, лежках, в тайных убежищах? Тоже сотня? Или две сотни? А сколько было раскрыто злоупотреблений городских властей и даже обнаружено двое павших, поклоняющихся Совершенным и их покровителя эльдарам.

Как тогда возбудились отцы-инквизиторы! Как забегали, метя подолами своих ряс все углы, улицы, ступени! Вот же они, подозреваемые в убийстве! На дыбу их! Каленным железом жечь! Все-все, расскажут, во всем покаются! Уу, демоны!

Но впавших в ересь через день в железной клетке увезли в Астурийскую обитель, а дело так и продолжило буксовать на месте. А потом и вдруг все, мертвая тишина. Более никаких результатов, более никаких вариантов у следствия. Ни арестов, ни задержаний ничего. Убийца отца-инквизитора не найден, орудие преступления тоже. Даже никаких разных, достойных рассмотрения и откровенно глупых, версий не выдвинуто. Затем в течении недели все как-то заглохло, затихло, успокоилось. Рассосалось, размылось и исчезло, как исчезают круги на воде от брошенного камня. Инквизиция, представители орденов, Сестры Битвы, Ангелы Смерти и технобратья неожиданно и враз за один день покинули город, и чуть осмелевшие горожане осторожно выглядывали на внезапно опустевшие улицы, блестя льдинками затаенного страха в глазах.

Но почему так? И почему столь любопытные показания стражника второго класса были оставлены без всякого внимания? Ведь этот документ уже тогда был в архивах приората. Или не был? Но кто-то же допросил стражника, кто-то же занес его слова на эту необычно белую бумагу?

И почему никто не начал розыск стражника и неизвестного, таинственно исчезнувшего из камеры? Знали же об этом, знали! И тот, кто допрашивал, и тот, кто вел протокол допроса и тот, кто, кто фиксировал отсутствие стражника на службе. И кто выписывал разрешительный ордер на допросную. И выдавал ключи. Слишком много человек, слишком много глаз - нереально надежно скрыть и стереть все следы и признаки.

Кстати, кто это, как его имя? Кто опрашивал? О, гнусный Покровитель и проклятые Господом приспешники его!

В бешенстве отброшенный лист плавно спланировал на пол, бесстыже светя протертыми скребком участками на месте имени и имен.