Цемах Атлас (ешива). Том первый

В комнату с шумом вбежали двое мальчиков Рони. Один из них тащил сшитую из тряпок лошадку, а другой толкал перед собой коляску на колесиках. Мать протянула руки к детям и прижала их к себе. Глаза ее сияли. Слава тоже была довольна тем, что зашли эти мальчики. В своем совместном сидении и молчании женщины уже дошли до того момента, когда должны были довериться друг другу или же, наоборот, поругаться. Слава смотрела, как Роня целует своих детей и не дает им отойти от своей постели, будто их присутствие утешало ее и она хотела показать, что у нее еще есть, кого любить. Через минуту зашла Хана-Лея, чтобы разнюхать, не наговорила ли ее сестра слишком много этой нагловатой женщине.

Мальчишки спорили между собой, кто из них будет играть с лошадкой, а кто — с тележкой. Хана-Лея накричала на них и стала ждать, что жена директора ешивы уйдет. Слава спросила, где она может найти в местечке плод рожкового дерева и другие фрукты. Сегодня Пятнадцатое швата, и она хочет перед отъездом принести подарок Мейлахке, которого его муж нашел ночью в синагоге и принес на руках в их дом, чтобы Роня положила его спать со своими детьми.

— Мейлехка спал у нас только одну ночь. Ох, какой это мальчик, какой птенчик! Ваш муж любит его, реб Менахем-Мендл его любит, и я тоже его люблю. — Роня гладила своих мальчиков, словно для того, чтобы показать, что их она, тем не менее, любит больше всех.

— Очень мило с вашей стороны, что вы интересуетесь учениками вашего мужа, — наконец сказала доброе слово Хана-Лея и принялась расписывать лавку на рынке, где можно купить самые лучшие фрукты. Жена резника добавила еще, что рада, что жена директора ешивы скоро вернется назад в местечко. Больше Хане-Лее сказать было нечего. Она не умела притворяться и не выносила хитрых городских штучек. Поэтому она была поражена, когда увидела, как Роня и жена директора ешивы прощаются будто родные сестры. Роня смотрела со странной, какой-то полуслепой и напуганной улыбкой, не уезжает ли жена реб Цемаха с ненавистью к ней, а потом две женщины расцеловались.

Глава 19

Соя-Этл, служительница, работавшая в странноприимном доме, занималась одновременно и похоронами. Она шила саваны для скончавшихся евреек и омывала их. Соя-Этл, видимо, была когда-то высокой, но теперь уже согнулась втрое. Желтоватая, пергаментная кожа на ее высоком выпуклом лбу была сморщенной. Руки были покрыты густой разветвленной сетью вен. Старушка пережила мужа и всех своих детей. У нее не было родных, которые помогали бы ей. С обитателями местечка, принадлежавшими к младшим поколениям, она почти не была знакома. Зато хорошо знала всех покойников с кладбища. В йорцайт[168]

, Девятого ава или накануне Грозных дней[169], когда обитатели местечка интересовались, где лежит какой-нибудь их двоюродный дедушка, Соя-Этл показывала, где находится его заросшая могила. Она разговаривала редко. Казалось даже, она разучилась думать, как будто кладбищенская трава проросла у нее в мозгу. Когда она все-таки произносила слово, то пищала, как птичка, кукарекала, как петушок, и посмеивалась добродушным смешком выжившей из ума старухи. Валкеники считали ее доброй душой. И все-таки от нее держались подальше. Боялись брать что-либо из ее рук, как будто таким образом можно было прикоснуться к ангелу смерти. Однако старуху это не волновало. Она жила среди надгробий. Когда она расхаживала по кладбищу, ее лицо светилось и улыбалось, как будто она без слов разговаривала с усопшими, лежавшими под земляными холмиками. Ее глаза сияли от счастья и тогда, когда в странноприимном доме ночевали бедняки из других местечек. Однако зимой кладбище заметал снег, а бедняки из других местечек не приезжали. Вот и стояла Соя-Этл целыми днями у окна и смотрела на надгробия по ту сторону реки, как будто утешала усопших издалека, давая им понять, что из ее памяти они еще не исчезли.

Странноприимный дом был разделен деревянной стенкой до самого потолка. На большую половину — для гостей, и меньшую — для прислужницы. Посредине стены была построена большая русская печь, выходящая заслонками на сторону старухи. С тех пор как в странноприимном доме поселились мальчишки из ешивы, Соя-Этл перестала смотреть через окно на кладбище и начала поглядывать через щели в стене на сторону ешиботников. Каждое утро после их ухода на молитву она входила в большую половину дома прибрать, подмести, перестелить постели. Потом уходила назад, в свою квартиру, и ждала, пока ешиботники вернутся ночью. В странноприимном доме стоял большой стол со святыми книгами, и те, кто старался никогда не прерывать учебы, вечерами сидели за ним и занимались. Старуха из своего убежища смотрела, как они раскачиваются над книгами, и прислушивалась к их сладостным напевам.