Вова Барбитолер не ответил. Он только качнул головой в знак того, что согласен с оценкой его поступков, и они посмотрели друг на друга со смертельной ненавистью знания, что, если столкнутся снова, один из них останется лежать растоптанным. Цемах спустился по ступеням и вдруг почувствовал удар по голове. За то время, что он сидел у табачника, дворовый сторож запер ворота и оставил только узкую низкую калитку. Цемах ощутил одновременно и боль, и наслаждение, словно этот тупой удар пробудил его от какого-то оцепенения. Он поправил помявшуюся шляпу и вышел на улицу: пусть весь мир перевернется, но он обязан спасти замученного мальчишку из рук этого злодея.
Глава 6
Реб Менахем-Мендл Сегал объявил валкеникскому главе ешивы, что его супруга согласна, чтобы он поехал. Жена понимает, что хотя он не годится для торговых дел, но изъян в торговых делах — это не изъян в изучении Торы. Преподавать ученикам он сможет. Он договорился с женой, что после его отъезда она распродаст оставшийся товар и закроет лавку. Без его помощи и с ребенком на руках она не сможет быть лавочницей. Она и ребенок будут жить на те деньги, что он будет присылать, пока, с Божьей помощью, не устроится и не привезет их к себе. Эту добрую весть реб Менахем-Мендл сообщил своему товарищу утром перед молитвой в синагоге реб Шоелки. Однако лицо Цемаха осталось мрачным, будто все тени из дома Вовы Барбитолера пристали к нему.
После молитвы он забрался в уголок с реб Менахем-Мендлом и Хайклом и рассказал им об ужасе, который ему пришлось пережить в доме табачника.
— Мы обязаны спасти этого мальчика!
Хайкл сразу же взвился:
— Я вам помогу!
Он так загорелся от этой страшной истории, как Вова Барбитолер избил Герцку ремнем, что реб Менахем-Мендлу очень не понравилось, что ученик уже становится новогрудковским еще до того, как хотя бы семестр проучился в ешиве. Еще меньше ему нравился сам план забрать с собой Герцку без согласия отца.
— Ешива — не убежище для избиваемых мальчишек, — прошептал он.
— Неправильно. Если жертвенник и города левитов были предназначены быть убежищами для преследуемых, то можно и нужно и ешиве быть убежищем для преследуемых. Особенно ешиве, в которой изучают мусар, — резко ответил Цемах. Однако он понимал, что ссора — плохое начало для двух евреев, которые должны управлять одной ешивой. И добавил помягче: — Всю ответственность я беру на себя!
Точно так же, как реб Менахем-Мендл был тихим человечком, он был и тихим упрямцем. Он пощупал свою русую бородку, короткий нос с широкими ноздрями и ответил с болезненной улыбкой, что не хочет снимать с себя ответственность. Он только сказал, как видит это дело, и остается при своем мнении. Реб Менахем-Мендл сложил свой талес и филактерии и направился к выходу. Хайкл посмотрел ему вслед, и ему казалось, что это идет маленький мальчик, так скромно и незаметно вышел торговец сапожными принадлежностями из синагоги и оставил на том месте, где стоял, богобоязненную тишину. Глава ешивы не дал Хайклу долго мечтать:
— Виленчанин, не спите, время действовать. Отыщите Герцку Барбитолера и скажите ему, что я согласен, чтобы он уехал без ведома отца. Сегодня у нас вторник. Не позднее, чем завтра вечером, он должен упаковать в свой ранец одежду, а утром вместо того, чтобы идти в школу «Явне», пусть идет ко мне на постоялый двор. Я отведу его к валкеникским извозчикам, которые возят товары, а вечером он с ними уедет в местечко. Все мы поедем поездом в пятницу утром и прибудем в Валкеники до зажигания свечей, чуть позже, чем Герцка приедет на подводе.
— А что будет, когда его отец узнает? — спросил Хайкл.
— Он, наверное, приедет в Валкеники, чтобы вернуть сына, но мы его не отдадим, — ответил глава ешивы и проводил Хайкла до дверей. — Идите, и успеха вам.
В тот же вторник вечером Мейлахка тоже услыхал от главы ешивы, что должен собираться в дорогу. В среду мама и сестры Мейлахки стояли в своей фруктовой лавке с печальными лицами. Если какой-нибудь покупатель пытался торговаться, торговки орали на него:
— Наш Мейлахка уезжает на всю зиму учить Тору, и мы не увидим его до Пейсаха[108]
, а вы тут с нами торгуетесь из-за кило яблок?Они заметили проходившего мимо табачника, который надел на Мейлахку арбоканфес. Зельда принялась рассказывать ему о своей радости и о своем горе: валкеникский ребе гонит, как кнутом, в пятницу утром ее сынок должен ехать. Но как же отпустить дитя на всю зиму? Он же еще совсем малыш, а в местечке снега выше головы. Он еще может там, Боже упаси, замерзнуть.
— Дайте ему с собой теплую одежду, он и не замерзнет. Поскольку ваш мальчик едет учиться, вы должны радоваться, — проворчал Вова Барбитолер и неуклюже зашагал на своих кривоватых подгибающихся ногах.