Цемент

Глеб смотрел в окно на работу бремсберга, изучал заводские дела, которые надлежало знать только спецам… и считал, сколько будет доставлено дров с лесосек до нового года.

«Одна кубсажень — в полчаса. В день, при двух сменах, — 24 куба. В месяц — 600, а до конца года — 4800. Мало; это не разрешает кризиса. Бремсберг должен работать зимой».

Со дна воронки дрова шли по другому бремсбергу, железные ковши вагонеток одни за другими ползли от завода в горы и из гор к заводу, минуя друг друга: вверх — пустые, вниз — с дровами. Внизу, на электропередаче, они отстегивались от стального каната, отталкивались к ажурной вышке; там они вкатывались на площадку лифта и проваливались в преисподнюю. На дне шахты вагонетки опять подхватывались канатами и исчезали во тьме, а оттуда навстречу ползли пустые и по лифту улетали вверх.

И когда Глеб проходил через пути с вагонетками, он волновался от электрического шороха колес, от бойкой работы. Он бросал на землю дела и таблицы и ввязывался в артельную суету. Видел он, что другие были лица у рабочих — не тифозный отек, а пот и свежий загар.

Ночью он уже не ждал, как прежде, Даши, не запирал дверей и рано ложился спать. И не знал, в какой час приходила Даша. А когда просыпался на мгновение от ее присутствия, видел ее за столом: опираясь головой на руки, она читала настойчиво и очень внимательно. А утром, когда он уходил на работу, Даша улыбалась ему дружески и молодо.

3. Тревога

Нужно было узнать самому, что такое — промбюро, которое было неотразимым заслоном для совнархоза и заводоуправления. Эта тяжелая глыба стояла на его дороге, и его вопросы безответно упирались в ее грани. Глеб решил немедленно ехать и изучить это учреждение на месте. Если и там постигнет его неудача, если и там будут водить за нос, заранее дал себе слово, — направиться в Москву, к Ленину, в ВСНХ и СТО — рассказать, разоблачить, сделать скандал, поднять всех на ноги, а своего добиться: завод надо пустить — пустить во что бы то ни стало.

Заводоуправление погрязло в бесхозяйственности, бездеятельности и упорном саботаже. В совнархозе — злостный саботаж под видом заседательской и бумажной суетни. Запутывались простые вопросы до головокружительной неразберихи. Шрамм делал на экосо пространные, строго обоснованные доклады, но партийцы и низовые хозяйственники беспощадно критиковали его и со злой насмешкой называли этот отдел исполкома «совнагробом». Глебу было ясно, что в совнаркоме шла незримая работа врагов. Трехэтажный особняк каждый день дрожал от подозрительных толп, снующих из дверей в двери, и каждый день, с десяти до четырех, тротуары около стен здания засорялись хороводами необычайно говорливых людей, которые толкались раньше в кофейнях и на бирже. Тихо было в здравотделе, в наробразе, в собесе, хотя толпились люди и у земотдела, и коммунхоза, и внещторга.

Перед отъездом Глеб часто забегал в исполком, в совнархоз, в партком — собирал материалы, соображения, планы и постановления. Взял письмо Бадьина к близкому товарищу, члену краевого бюро ЦК, и письмо Жидкого — тоже товарищу, члену краевой КК.

Однажды он брел по улице к набережной, где ждал его заводской катер. Он не торопился — хотелось отдохнуть после хлопот в учреждениях. Шел и удивлялся: улица изменилась до неузнаваемости. Раньше магазины с зеркальными окнами были пустые или под складами всяких отделов и окна были пыльны и грязны. А теперь… тоже склады, как прежде, а вот среди них —

«ЗДЕСЬ В НЕПРОДОЛЖИТЕЛЬНОМ ВРЕМЕНИ…

ГАСТРОНОМИЯ…»

«КАФЕ С ПОСТОЯННЫМ СТРУННЫМ ОРКЕСТРОМ…»

«ТОРГОВОЕ ТОВАРИЩЕСТВО…»

«ТОВАРИЩИ, УКРЕПЛЯЙТЕ СМЫЧКУ ГОРОДА С ДЕРЕВНЕЙ!»

«В НЕПРОДОЛЖИТЕЛЬНОМ ВРЕМЕНИ…»

«КТО НЕ  РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ».

В этом лозунге в аршинных буквах на стене Городского дома (коммунхоза) чья-то насмешливая рука замазала грязью первое «не», и все прохожие не могли привыкнуть к новой комбинации слов и смеялись.

«КТО… РАБОТАЕТ, ТОТ НЕ ЕСТ».

Глеб остановился в тревоге. Да, новая экономическая политика — рынки, продналог, кооперация….

…Вот — кафе и струнный оркестр… А полфунта пайкового хлеба? А дачка — аршин мануфактуры, наусники и дамские подвязки от профсоюза? Почему так быстро начинают обсахариваться витрины. И почему так беспокойно на душе?..

На другой стороне улицы, у окна кофейни, Глеб увидел Полю. Она стояла к нему спиной, смотрела в окно и не могла оторваться. Стремительно пробежал мимо нее человек в новом френче, с портфелем (кто не носит теперь портфелей!), задел ее плечом и оторвал от окна. Но она не заметила и стала на прежнее место.

Глеб перешел мостовую и остановился рядом с Полей. Но она и его не заметила. Там, в дымной, сумеречной глубине, сидели за столиком попарно и группами тени, воскресшие из прошлого.

Через окно призрачно струились далекие скрипки.

За спиной, на тротуаре, — деловой разговор:

— …твердой валютой… только твердой валютой…

— Товар свежей заграничной доставки… франко… фелюги… процент чистой прибыли…

— Можно прекрасно заработать на комиссии…

— Предлагается партия сухумского табаку…

— Но самая выгодная операция с мукой… Понимаете — голод…