Петр Петрович пригляделся.
— Все, — говорит, — понятно. С адмиралом мы, можно сказать, старые знакомые. Когда я в Лондон ходил, имел с ним дело по торговой части. Он мой характер знает, и я его — тоже. Сигнал этот для меня лично. На русский язык совершенно не переводится…
Англичане — они нация, конечно, воспитанная. Джентльмены. Но и у них на старом флоте были кое-какие неофициальные выражения, которые мы в сводках сигналов найти не сможем. Но мало ли чего не найдешь нужного в разных толстых справочниках? В справочниках нет, а люди знают. Тем более моряки.
Сигнальщик был не дурак, толковый был человек, сразу понял, что адмирал бранится. Сигнал же на всякий случай запомнил.
Время, однако, было военное и жестокое, и порядок был такой, что подбитый пароход полагалось бросать в море, а конвою — идти своим путем дальше. И пароход остался один.
Пожар на нем тушили, как могли. Наступила ночь. В черной воде всплыла черная подлодка. Медленно обошла вокруг парохода.
Петр Петрович приказал всем:
— Отставить гасить пожар… Уйти с палубы… Затаиться… Пусть немцы думают: горит оставленный людьми пароход.
Ушла под воду страшная рубка. Фашисты не стали тратить на обреченный пароход ни торпеды, ни снарядов.
К утру на пароходе удалось совсем погасить пожар. Петр Петрович приказал дать ход и взять курс прежний — на Архангельск.
Тихо входил в порт израненный и обгоревший пароход. Он шел мимо пустынных причалов, мимо белых от снега, счастливо пришедших в порт кораблей конвоя. И когда пароход поравнялся с эсминцем, где был адмирал, подняли англичане сигнал: «Удивлены! Как вы дошли?»
— Что ответить? — спросил хриплый от недосыпания и усталости сигнальщик.
— Подними тот самый сигнал, что на русский плохо переводится, — отвечал Петр Петрович.
ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ НА «НОВОЙ ГОЛЛАНДИИ»
«Новой Голландией» называли петроградскую радиостанцию военно-морского порта: дом радиостанции стоял на острове Новая Голландия, а остров так назвал еще царь Петр в память о своей поездке в заморскую корабельную страну — Голландию. Голландия, как вы знаете, вся стоит на каналах. Глубокий канал окружает и Новую Голландию — отсюда и название…
В дни Октября радиостанцию захватил отряд революционных матросов, и тогда же радист отстучал на весь мир:
«…Правительство Керенского низвергнуто и арестовано. Керенский сбежал».
Радист дежурил подряд двое суток и очень устал. То и дело ему приносили листочки с текстом радиограмм.
— Срочно! Быстро! Вне очереди!
И радист прижимал к ушам жесткие наушники, и пальцы его легонько ложились на головку ключа: точка, точка, тире…
Радисту хотелось спать. «Заварю-ка я чаю, — решил он, — может, сон и пройдет…» И принялся растапливать печку. «Скорее бы кончилась война, — думал радист, разделывая полено на щепки. — Поехал бы я домой, в деревню… Только войне-то конца не видно…»
В это самое ночное позднее время к радисту вошли три человека. Матроса из охраны радиостанции радист знал. Другие ему были незнакомы. Один совсем штатский человек, в пальто и потертой кепке, а второй — трудно сказать кто: военной выправки, в офицерской шинели, но без погон.
Штатский незнакомый человек спросил разрешения присесть к столу и начал быстро-быстро писать на листках тетради.
— Чаю не хотите ли? — спросил радист.
— Чай — это хорошо, — сказал штатский человек. — Но сначала, товарищ, пожалуйста, передайте вот это…
Радист включил передатчик, и человек начал диктовать.
— «Радио всем! — сказал он. — Солдаты! Дело мира в ваших руках. Вы не дадите контрреволюционным генералам сорвать великое дело мира…»
Человек говорил о бедствиях войны и что армия должна любой ценой добиваться перемирия на фронте… Точка, точка, тире, тире, точка…
Невидимые искры слетали с проволочных антенн, и сигналы летели над всем земным шаром…
Совсем уже расхотелось спать радисту.
— Чья подпись под радиограммой? — спросил он.
— Мы с товарищем Крыленко и подпишем, — сказал человек. — Пожалуйста: Председатель Совета Народных Комиссаров Ульянов (Ленин). Нарком по военным делам Крыленко…
Дрогнула было рука у радиста. Шутка ли! Сам Ленин стоял с ним рядом! Но радист службу и дело знал исправно. Рука его довершила текст радиограммы. И подпись — «Ленин»…
Дом, где была радиостанция «Новая Голландия», цел и поныне, и его можно отыскать. В Ленинграде, неподалеку от Невы, на сильно заросшем теперь кустами и лопухом канале Круштейна. Карл Яковлевич Круштейн был матрос-революционер. Погиб от руки эсера в 1921 году…
Так вот, дом я разыскал. И мостик, по которому на радиостанцию когда-то вместе с Крыленко быстро прошел Ленин. И комнату ту с высокими сводами, где была историческая радиостанция, нашел. Но вот о радисте, который говорил с Лениным и передал его радиограмму, ничего узнать не смог! И кто был этот радист — неизвестно.
И если вам случится о нем хоть что-нибудь узнать, сообщите мне непременно. Я любитель исторических подробностей…
КАК МАЛЕНЬКИЙ «ЯСТРЕБ» ПОМОГ РЕВОЛЮЦИИ
Суровый месяц октябрь 1917 года был на исходе.