— Каким образом, — развёл руками Сидон, — он же нежить, он уже мёртв, причём, окончательно. Вурдалак питается жизненным опытом жертвы и в процессе заражает проклятием тьмы. Жертва заболевает: температура, озноб, слабость сильная, могут быть даже галлюцинации, потеря аппетита, апатия. Самое страшное в том, что проклятие тьмы не позволяет человеку умереть и возродиться, избавившись от этой напасти.
— И спасти человека никак нельзя?
— Можно, если вовремя обратиться к жрецу Аины или Иноды. Может и жрец Сеприды попытаться помочь, но здесь всё зависит от его силы и здоровья жертвы. Сильный человек выживет. Жрец Аины или Иноды, если вовремя к нему обратиться, полностью исцелит человека. Но, на практике всё немного сложней. Проклятие тьмы мало чем отличается от обычной болезни и время уходит, а вурдалак обязательно вернётся.
— И убьёт человека?
— Нет, ускорит изменения. Проклятие тьмы действует как…
— Как вирус?
— Да, это, пожалуй, верное определение, вирус. Сама душа оскверняется и обращается к тьме. В результате, меняется и соответствие человека выбранному пути, он теряет покровительство. После этого спасти человека уже невозможно. Благодаря проклятию, жертва не может отправиться в зал богов и оставаясь на земле становится проклятой душой, в данном случае, вурдалаком.
— Не каждый становится вурдалаком, — добавил Флор, — в процессе, человек может умереть просто по физиологическим причинам. Проклятие не успеет его преобразовать и это будет обыкновенный труп.
— Как дед Савой, — напомнил староста про труп на лавке в мёртвой деревне.
— Сути дела это не меняет. Фактически, вас бросили на растерзание нежити. Есть предположения, откуда они берутся?
— Из покусанных людей, конечно.
— Это понятно, первый покусанный от кого пострадал?
— От упыря, — уверенно заявил Флор.
— Вы меня запутали, упырь что, не вурдалак?
— Конечно же нет. Вурдалак — низшая нежить. Ими становятся либо в процессе питания другого вурдалака или упыря, либо в результате различных оплошностей тёмных магов. Они довольно часто становятся упырями. Вурдалаками редко, это надо быть сильно туповатым малым. Упырём можно стать, если ты тёмный маг-неудачник, или тёмный маг, который внезапно неправильно умер. Некроманты и личи могут создавать упырей. Старый удачливый вурдалак тоже может стать упырём.
— Как-то многовато возможностей…
— Для крестьянина? Только одна — пострадать от укуса.
— Могли барон или граф нанять некроманта?
— Думаешь, это не случайность? Да, могли бы, только за такое преступление наказание будет страшное.
Сидон помотал головой:
— За’Хар, подобное крайне маловероятно. Не ищи во всём заговор. У нас всякие мертвяки не редкость. Какой-нибудь доморощенный маг сам себя проклял да окочурился, вот тебе и вурдалак.
— Согласен, — кивнул Флор, — такое случается. Без веских доказательств подобное утверждать мы не можем.
— Хорошо, допустим. Сидон, тогда какой у нас план?
— Мы ехали в Пакинку. Никаких сведений оттуда давно нет. Янцы теперь мёртвая деревня. В опасности находятся Ташка и Гобна. А план у нас такой: сегодня ловим эту вурдалачиху, Грэнию, и допрашиваем. Разделимся на три группы. За’Хар и Цемфелада, я и Надина, Флор и Марита. Таким образом, во всех группах будет кто-то владеющий магией света. За’Хар и Цемфелада, вы должны будете её схватить. Остальные страхуют, на случай, если она будет не одна и предотвращают побег.
— Отличный план, командир, — одобрил Флор.
— Допрашивать вурдалака? — удивился За’Хар.
— Я могу допросить даже призрака, я — храмовник.
Заняться было нечем, время шло медленно. Все ставни домов были закрыты, скотина заперта, село погрузилось во тьму и тишину. Тишина угнетала, а темнота наёмникам не сильно мешала. Цемфелада была богиней и у неё зрение было в дюжине диапазонов, За’Хару двухсотый уровень также подарил хороший арсенал, Надина была убийцей, с навыками ночного зрения, Флор, вообще, маг, а от Сидона не могла скрыться ни одна нежить, он видел тьму даже во тьме. Марита в темноте ничего не видела, она была жрицей Иноды, а не Аины, но прекрасно чувствовала нежить. Это не зрение, конечно, но она была в паре с магом.
Цемфелада игралась с огоньками, превращая маленький язычок пламени в метровый шар, бурлящий напряжением запертого пожара.
— Дом не спали.
— По идее, я не должна сгореть в пожаре, я же солнышко.
— А вот я не солнышко, я точно сгорю.
— Сгореть в огне моего пламени — честь!
— И людям убытки.
— Эти вонючки себе новый дом построят. Вон сколько вокруг деревьев, руби да строй.
— Вонючки?
— А ты не слышишь? От них пахнет скотом. Свиньями, коровами, какашками, сеном…
— Что-то я не заметил, чтобы ты жаловалась на запах за столом. Жареная свинина, небось, хорошо пахла? И хлеб, наверное, не вонял, да?
— Ой, ну начинается! Я так и знала, что ты начнёшь нудеть. Мне что теперь нос себе отрезать?
— Сменить отношение. Я понимаю, что это новые запахи и не все они могут показаться приятными.
— Вот видишь, ты сам пришёл к такому же выводу! Вонючки!