Цена бессмертия

— Нет, это именно неврозы, не маниакальный бред, не шизофрения. Каждое из существ полностью осознавало болезненный характер явлений, сохраняло к ним критическое отношение, пыталось от них избавиться. Типичная картина невротического расстройства. Но не это шокировало меня. А то, что все Е–существа оказались довольно неприятными личностями…

— Что значит «неприятными»?

— Эмоционально тупыми. Равнодушными к человеческим радостям, заботам и болям. Замкнутыми на себе, — ответил Макс Грипп. — Потенциально жестокими. Способными легко переступить через человеческую жизнь для достижения своей цели. Все это выявило их тщательное психологическое тестирование. И убедило меня в том, что мы получили не копии людей, а нечто иное… Это были… Именно «существа». Нелюди. Нечеловеки. Нечто темное… — Он снова заходил вдоль стола. — Я и Рут выбирали для копирования добровольцев с поразительно разнящимися личностными профилями и соответственно жизненным опытом. Мы воспроизвели в электронном виде личность бывшего заключенного с изломанной судьбой и надорванным здоровьем, личность вполне благополучного обывателя — работника госаппарата, личность человека великодушного и доброго — научного сотрудника нашей лаборатории, личность отважного и решительного в поступках спортсмена–подводника… И вот что получилось! Созданные Е–существа сохранили яркую индивидуальность своих… м–м… прототипов. Но все как один как бы отвернулись от общепризнанных человеческих ценностей. Я бы сказал, что они полностью утеряли этическую и эмоциональную составляющие своего «я». И на фоне этого — невротические расстройства, порой мучительные… У людей такая симптоматика ведет к очень быстрой деградации личности. Познакомившись с созданными Е–существами поближе, я проникся одним желанием — поскорее уничтожить их.

— И вы… сделали это? — Вопрос выскочил непроизвольно. Грипп рассказывал о Е–существах как о живых сущностях, а не о программных продуктах, и на секунду мне показалось, что применительно к ним слова «уничтожить» и «убить» — синонимы.

Макс Грипп остановился, достал носовой платок и стал нервно протирать очки.

— А как вы думаете? Я не хотел наблюдать, как мои создания будут превращаться в негуманоидов. Это была неудача, поражение, брак в нашей работе, и, естественно, мы стерли созданные программы. Но, прежде чем сделать это, досконально изучили их работу.

— И вам удалось найти причину неудачи?

— Да. — Он водрузил очки на нос и снова заходил по лаборатории. — Понимаете, Дэниел… Программа электронной копии мозга есть совокупность 10 миллиардов подпрограмм–копий нейронов, составляющих собой, как я уже говорил, сложнейшую многослойную нейронную сеть. Эти подпрограммы непрерывно взаимодействуют, принимают и передают информацию, организуют триллионы прямых и сотни миллиардов обратных динамических связей, интегрируются в блоки, работают как более сложные подпрограммы… Привычки, условные и безусловные рефлексы, вкусы, предпочтения, страхи Е–существа — результаты функционирования таких блоков. Мы должны были добиться того, чтобы эти составляющие программы в точности воспроизводили работу мозга, с которого снималась копия. Один к одному. Выдавали ту же реакцию на внешние раздражители, что и оригинал. На стадии моделирования каждого нейрона в отдельности мы добились идентичности реакций живого нейрона и его модели. Но дальше…

— Проблема в их совокупном действии?

— Именно в этом. Когда модели нейронов начинают функционировать интегрально, в составе упомянутых блоков или как весь человеческий мозг, они выдают искаженные реакции. Какие — я вам объяснил. Мы получаем ущербную в моральном и психическом плане личность. Я и Рут бились над этой проблемой два года. И не продвинулись ни на шаг. Идеально смоделированные нейроны с идеально заданными граничными параметрами связности при идеально выбранной модели обучения нейронной сети просто обязаны объединяться в идеально функционирующую программу–копию личности. Но этого не происходит. Одно время мы думали: причина неудачи в том, что мы не учитывали воздействия гормональной системы человека на живой человеческий мозг. Наши Е–существа, естественно, не знают, что такое адреналин или гидрокортизон… Но по зрелом размышлении мы пришли к выводу, что этот неучтенный фактор не может быть камнем преткновения. Гормоны настолько же регулируют работу мозга, насколько и дестабилизируют ее… И после одного из бесчисленных опытов я пришел к выводу, что в нашей работе мы учли почти все, но упустили то, что стоит над всем этим.

— А что стоит над всем этим?

Макс Грипп печально улыбнулся: