Цена человека: Заложник чеченской войны

Чуть успокоившись, я размышлял уже о практических обстоятельствах, прикидывал, что сейчас могут предпринимать ради нашего освобождения в Москве. Наверняка, суетятся, звонят, встречаются с сомнительными помощниками, стараясь получить хоть какую-нибудь информацию о нас. Вряд ли их попытки могли пока к чему-либо привести: по моим подсчетам, прошло слишком мало времени с момента нашего захвата, всего-то дней десять, может, пятнадцать. Похитителям этих дней слишком мало, чтобы объявляться с требованиями. «Клиент» какое-то время должен оставаться в нервном неведении, пометаться с угла в угол, чтобы понять, что сама собой проблема не рассасывается и пропавшие журналисты внезапно не возвращаются. Должно пройти какое-то время, чтобы наше исчезновение перестало восприниматься как случайность и заставило задуматься об, увы, сложившейся уже закономерности. Первых журналистов – Перевезенцева и Тибелеуса – похитители освободили сравнительно быстро, потому что не было еще поводов для закономерности – тогда все получилось случайно. Наше похищение уже не было случайностью. Это была намеренная, заранее спланированная и в определенном смысле спрогнозированная акция. Как так получилось, я расскажу позже. А пока… Пока я хочу сказать, наверное, о самом главном. Все эти случайности и закономерности были важны сами по себе, и я к ним часто возвращался. Но была одна вещь, которая просто убивала: мысль о родителях, о том, как они мучаются и переживают. Что бы с нами ни случилось, мы бы как-нибудь пережили, но думать о том, что случившееся с нами приносит жесточайшие страдания родным и близким нам людям, было невыносимо. Поверите ли, но это было тяжелее всего. Поэтому мы с Владом вообще старались об этом не думать. И здесь о самом гнетущем в период заточения я умалчиваю намеренно.

Мы много раз просили своих охранников каким-нибудь образом передать нашим родителям, что мы живы и здоровы. Давали телефоны и адреса людей, которые могут передать им эту информацию. Охранники брали их и все время обещали, что обязательно передадут. Мы особо не верили, но все же надеялись, что они как-нибудь успокоят наших родных. В конце концов, мы же не кровные враги нашим похитителям, а всего-навсего товар. Но живой товар, черт подери!

По возможности постоянно поддерживайте коммуникацию. Если вы разговариваете совершенно спокойно, держа под контролем эмоции, то даже наркоманы начинают вас в какой-то момент слышать. Попытайтесь представить похитителям ситуацию с вашей точки зрения, заставить их взглянуть на вас не как на заложника и предмет торга, а как на человека, у которого есть имя, семья и дом. Рассказывайте о своих близких и родных, упоминая при этом свое имя, обращайтесь к похитителям, почаще называя их имена, которыми они представились. В конце концов, у них тоже есть семьи и у них есть свои страхи.

Каждый раз, когда охранники приносили нам еду, мы пытались заговорить с ними, старались хоть что-нибудь узнать, что там вокруг нас происходит. Те чаще всего отвечали коротко, мол, ничего точно сами не знают, что им поручено только следить за нами и кормить, но что освобождение, вроде, должно произойти скоро. О чем охранники говорили чаще всего, так это о том, что очень скоро, буквально на днях нас переведут в светлый, чистый и сухой дом со всеми удобствами и белыми простынями, где у нас будут телевизор, магнитофон, книги и даже свежие газеты. Это было у них коронным методом успокоения или, как мы с Владом называли это, «лучиком веры ямного царства в светлое будущее»…

Откровенно говоря, этот «лучик» иногда радовал – было бы очень неплохо выйти, наконец, из сырой темной ямы и обрести минимальные человеческие условия существования. Поскольку освободимся еще очень не скоро, оставалось желать хотя бы незначительно лучших условий содержания. Поистине, чем в худшей ситуации находится человек, тем менее претенциозны его желания. Мы не мечтали о горячем кофе или о вкусной еде, не ждали комфорта и уюта, не надеялись на развлечения – нам хотелось как раз того, чего не могло быть: просто прогуляться и во всю грудь подышать летним воздухом.