Цена добра

Утром, когда Муртазали вышел из дома, он просто застыл на месте: то, что он увидел, поразило его своей необычностью. Арка высоко вознеслась над забором, и казалось, что она сделана из одного монолитного камня. Муртазали спустился с лестницы и стал смотреть. Арка со стороны двора и с улицы смотрелась одинаково. До верхушки строения с обеих сторон был вырезан традиционный восточный орнамент, тот, что в народе называют «огурчики». А завершал арку – очаг, в котором рукой мастера был создан огонь с язычками пламени. Возле него высечена женщина, окруженная тремя сыновьями, она разламывала чурек. «Как живые, – думал Муртазали, – трудно поверить, что это дело человеческих рук». Он повернулся и увидел спящих на старых дедовских шубах Ису и Магомеда. «Да, видимо, красоту творить нелегко», – Муртазали тихонько поднялся наверх.

– Патимат, выходи! – шепотом сказал он.

Она только что завершила утренний намаз и, поспешно надев самодельные войлочные тапочки, вышла.

– Что случилось?

– Ты туда посмотри, не на меня! – показал рукой Муртазали.

– Вуя! – крикнула Патимат, схватив за руку мужа.

– Тише! Видишь, как наши каменщики спят, устали бедные!

Но Патимат его уже не слышала. Давно Муртазали не видел, чтобы Патимат, как девчонка, бегала по лестнице. Она от восхищения будто помолодела, но от радости она кончиком платка вытирала набежавшие слезы.

– Муртазали! – крикнула она, забыв, что мастера спят. – Это что? Такого я никогда не видела! Что, это сделал твой несостоявшийся сын?

– Хватит! Перестань! Еще сглазишь!

После обеденного намаза начался мавлид, а вокруг арки уже собрались сельчане, прослышавшие о чуде. Женщины, которые вышли за водой, изменив свой привычный маршрут, устремились к дому Муртазали, чтобы своими глазами увидеть новую достопримечательность аула.

Когда завершился мавлид, никому не хотелось уходить. А Магомед, поднялся на веранду и тихо шептал:

Я ускорял зари приход
Ударом молотка о камень,
Нет, забывал я в свой черед
О том, что зреет и цветет:
Мой мастерок иль молот тяжкий
Будили маки и ромашки,

Чтоб заблистали вновь красой —
Умылись утренней росой.
Мой молоток обычным стуком
На отдых солнце провожал.
И тем же стуком, тем же звуком
Он звезды и луну встречал.

На третий день после этого события к ним пришла жена председателя колхоза Саадат.

– Магомед дома? – спросила она с порога.

– Это дом мой! – встал Муртазали. – Я дома.

– Мне Магомед нужен был, – сказала она.

– Заходи, Саадат, садись! – встала навстречу Патимат. – Он в другой комнате, рисует что-то. Я сейчас позову его.

– Добрый вечер, тетя Саадат, – поздоровался, заходя в комнату, Магомед.

– Я пришла просить тебя, чтобы нам сделали такой же забор и арку. Ты же знаешь, мы строим новый дом.

– У нас здесь восемь заказов, больше года пройдет, пока до вас дойдет очередь.

– Нас же можно подвинуть вперед!

– Нет, тетя Саадат, каждому, кто нам делает заказ, мы указываем срок, когда будет готово.

Муртазали не сказал ни одного слова. И в сердце у него стало так светло, будто туда упало солнце. Он будто в первый раз увидел сына, и гордость за него заполняла каждую его клетку. Так или иначе, Саадат пришлось записаться в очередь.

На другой день на рассвете провожали Муртазали в Махачкалу. Магомед взял свою шапку и вместе с отцом вышел, прощаясь, он вручил отцу конверт с деньгами.

– Возьми, отец, в городе они нужны бывают.

– У меня есть деньги, сынок.

– Это от меня!

– Я вижу, у тебя в шапке банк! – улыбнулся Муртазали.

– В шапке или в штанах, главное, что банк есть, – пошутил Магомед.

Сердце подсказывает

Картину «Коронация Наполеона» написал Давид: «Когда повели Наполеона посмотреть ее, он долго молчал и сказал: «Это не картина, можно туда войти, чтобы совершить прогулку».

Из рассказа экскурсовода по Лувру

«В искусстве существенно именно то, что иначе выразить невозможно».

Ж. Брак