Отчет мой длится недолго, в принципе особо и нечего рассказывать. Стараюсь не забыть все детали, чтобы никто по ту сторона окна не подумал, что я вру. Не исключаю из своего рассказа Верта, подробно описываю все, что произошло до момента с Бруно.
Ну вот, тот самый момент к которому я готовилась и которого так боялась. Сейчас или никогда...
— У меня есть важная информация для Германа.
Говорю и слышу, как бьется собственное сердце. Вот-вот выпрыгнет из груди.
— Но её я скажу только в обмен на жизнь. Мою и моих близких.
Говорю и понимаю, как глупо это всё звучит. Им ничто не мешает выбить из меня эту информацию под пытками, или просто отдать на растерзание собакам. С другой стороны, это единственный шанс, одна попытка, последняя возможность...
Неожиданно гаснет свет, и остается гореть яркий светильник. Свет бьёт прямо в лицо, оставляя всю комнату в полумраке.
Слышу, что Лысый выходит из комнаты. Какое-то время сижу в полной тишине, ослепляемая ярким светом. Потом вновь отворяется дверь и чьи-то шаги направляются ко мне. Сквозь полумрак вижу силуэт, маску вместо лица. Илон...
Он садится напротив меня за стол, достает из кармана ручку и листок и пишет «Рассказывай».
— Где гарантии, что вы оставите меня в покое?
Разводит руками, что означает видимо, что гарантий нет.
Но все-таки пишет в ответ:
«Если информация будет полезна, то ты нам будешь не нужна.»
— То есть вы от меня отстанете?
Кивает в ответ, и замечает, что я глупо пялюсь на его левую руку, держащую ручку. Потому что я отчетливо помню, что Илон правша.
24
— Ты обещал, что отпустишь её!
— Да плевать!
— Герман, зачем она тебе? Ты же понимаешь, что она не врет! Она не знала о делах брата.
— И?
— Что и? чего ты добиваешься этим? Что тебе это даст? Она и так уже до смерти напугана. За каким хером ты послал к ней этого ублюдка?
— Тсс... ты что- то попутал, не перегни палку, а то, как бы не задела отдача.
— Да пошёл ты!
— Ты что, реально ей веришь? Да чтобы этот говнюк какой-то девке поручил искать какую-то крысу? Серьёзно?
— Ну а почему нет? Что он теряет? Что он там ей сказал? Втереться доверие, соблазнить
— Да похер! Ты и повелся...вон аж слюни текут.
— Да погоди, ты лучше подумай, зачем он это сказал ей.
— Да ну?
— Ну да! Что если Бруно тупо отводит от себя подозрение? А? Он хотел чтобы Катя посеяла во мне зерно сомнений, рассказав мне о подозрениях на твой счет.
— А все, потому что ты олень, который позволил ей так приблизиться. Я тебя не понимаю, ты что, забыл про Жанну?
— Не забыл.
— Ну а хер ли тогда титьки мнешь? Корче в расход её, а с Бруно надо что-то делать.
— Ты её не тронешь!
— Да успокойся ты. Сделаем все не больно, так и быть, от Психа огородим твою девку. Или что? пойдешь против друга?
— Мне плевать! Считай, что она теперь моя девушка.
— Ты такой дебил, что мне даже говорить с тобой противно. **ять, друг мой, ну неужели ты настолько придурковат, что ради бабы готов пожертвовать нашей многолетней дружбой?
— Не готов, в том-то и дело, Герман, я не готов! Поэтому хочу, чтобы ты отвалил от нее. Понимаешь?
— Это что сейчас было? Ты мне типа угрожаешь?
— Нет. я тебя типа прошу.
— Неа... **ять, кто тебе сказал, что ты можешь диктовать мне условия, а? Брат, ну ты чо? Мы с тобой и огонь и воду, да ты вообще понимаешь, что сейчас делаешь?
— Я тебе все сказал. Ты оставишь ее в покое, или...
— Ну? Что или? Давай продолжай. Или что?
— Или мне придется уйти.
— Меня значит на бабу меняешь? Пошел ты на *** тогда!
— Подумай все-таки.
— Я. Сказал. Пошел. На. ***.
— Герман!
— Только смотри не пожалей потом...
Вновь остаюсь в комнате одна. Гложет беспокойство, что я что-то не то сказала, или сделала, но назад дороги все равно нет. Что ждет впереди неизвестно, но обнадеживаю себя тем, что сделала все, что могла.
Еще больше заботит мысль, что в комнате был не Илон. Этот человек левша, между тем я прекрасно помню, что Маска писал правой рукой и в этом нет вообще никаких сомнений. Кто-то притворялся им, но зачем?
Так и сижу, поджав ноги под себя и, облокотившись о стол локтями, чувствую, как засыпаю. В самом деле — все последние события не дают расслабиться. Я и не помню, когда толком отдыхала в последний раз, когда спала и ела. От усталости, нахлынувшей так внезапно становится совсем невыносимо. В ожидании своей участи кладу голову на руки и закрываю глаза. Уверена, что немного полежу...просто полежу и все. Но кажется тут же засыпаю, едва голова касается импровизированной подушки.
Снится мне наш двор детства. Летний город особенно хорош в самом начале июня. Еще никто не разъехался по деревням и лагерям, все с удовольствием вдыхают ароматы свободы от ненавистной школы и каждодневных пыток под названием уроки... город пахнет цветами и смогом, город полнится шумом клаксонов и гомоном детских голосов... он живет своей жизнью, той непередаваемой жизнью начала лета, такой короткой и такой безрассудно юной, что запоминается навсегда, врезаясь в память жёлтым цветом околоподъездных одуванчиков.