Надо было что-то решать с рабочим помещением. Потому что это никуда не годилось. Но времени катастрофически не хватало. Ни на что не хватало. Мне нужна была нормальная резиденция с узлом связи, секретариатом, курьерской и прочими службами. И Ново-Михайловский дворец для этого не подходил совершенно. Можно было заняться его реконструкцией и перестройкой, но мне не хотелось. Это дворец — дом. Занимать чей-то освободившийся дворец или загородный в той же Гатчине, например… нет уж, знаю я, чем заканчивается отдаление государя от столицы. На это мы пойти не можем. Самым правильным было бы использовать Мариинский дворец, в котором собирался Государственный совет, который я возглавлял несколько месяцев до того, как стал императором. Но пока что это помещение надо было подготовить — и для размещения служб, главное же, с учетом требований охраны царской особы и высших государственных чиновников, которые там будут появляться. А пока что… В общем, произошли похороны членов семьи Романовых в Петропавловском соборе, усыпальнице российских императоров. Это была скорбная и тяжелая церемония, торжественная, мрачная, длившаяся почти целый день. Но иначе быть не могло. На следующий день состоялась закладка первого камня в основание храма Спаса на крови. Было решено разобрать Зимний дворец. Жалко творение бессмертного Растрелли, но… Правильно именно так. Да, пусть изменится Дворцовая площадь, не будет ее такой, как в моей реальности, но работать или жить в таком месте для монарха неправильно. А еще было объявлено, что в этом храме будет усыпальница всех невинно убиенных во время взрыва в Зимнем дворце — а это девяносто шесть человек — чиновников, военных, в том числе гвардейцев-семеновцев, охранявших дворец, слуг, просителей. Всех, кроме Степана Халтурина. Его останки будут сожжены и развеяны в секретном месте, дабы не было места поклонения террористу.
А потом была сложная, выматывающая душу беседа с митрополитами и архиепископами РПЦ, которые и патриарха хотели получить, а еще, и чтобы им церковное имущество вместе с монастырскими землями вернули в собственность, да еще и при этом оставаться на полном государственном обеспечении. И, как и было ранее, ничего не делать из того, что должно. Такой термин как миссионерская деятельность они вообще позабыли, пребывая в дреме и самодовольстве, не замечая, что пропаганда делает свое дело и авторитет церкви падает с каждым днем. А еще не пущать иных конфессий, ну и так далее… Так что вот так они видели предстоящий Собор — торжество государственного православия. Удивительное дело, но такой знающий интеллектуал как господин Победоносцев стоит на таких же позициях — государственного насаждения православия, а все остальное — запретить и не пущать! И у него вполне себе сторонников во всех кругах империи. Он планирует законсервировать устоявшееся положение вещей, при котором в государстве не будет никаких социальных лифтов, кроме самой церкви, но и тут лифт весьма относительный, потому что ограничен сословными предрассудками. Редко какой сын крестьянский становился митрополитом. В общем, огорчил я их заявлением, что совсем не того ожидал я от православной церкви, а после удалился, оставив их в серьезных раздумьях. Интересно, к чему эти раздумья приведут? А от того, на чьей стороне будет церковь многое, очень многое зависит.
Ладно, пора к делам возвращаться. Звонок. Появляется Витте.
— Проси!