– Конечно, милый, – Инна взяла его пальчики, поднесла к губам. – Не бойся, мы с папой никуда не уйдем. Все время будем рядом, пока тебя не отпустят домой. А дома тебя ждут Маша, дедушка и Зина. Зина испекла твой любимый торт. А хочешь, как вернемся, устроим праздник? С шарами, сладостями, подарками? Или куда-нибудь съездим на отдых?
Инна, хоть и через силу, но старалась говорить беззаботно и весело. Самой было не по себе от этой фальши, но так посоветовал психолог, который сегодня между обследованиями и анализами беседовал с Митей.
«Не надо зацикливаться, не надо заострять внимание на этом происшествии, – внушал он. – Не надо его постоянно обсуждать, охать-ахать, причитать. Пожалели, расспросили – и всё, достаточно. Покажите ребенку, что жизнь продолжается, а тот эпизод остался в прошлом. Окружите его любовью, заботой, но без гиперопеки. Переключите его внимание на что-то другое, интересное, приятное. И вы удивитесь, насколько гибкой может быть детская психика…».
– Не знаю, – вздохнул Митя. – Я просто хочу домой. С тобой и папой.
– Маленький мой, – Инна сглотнула подступивший к горлу ком. – Ты прости меня, что я тебя не слушала… Я страшно виновата перед тобой… но я не знала… не могла такое даже представить…
– Почему Оксана Викторовна так сделала? – шепотом спросил Митя. – Она сошла с ума?
Инна, судорожно вдохнув, кивнула. Веки защипало. Она отвернулась, достала из сумки платок. Промокнула глаза, но слезы тут же набежали снова. «Ну что я за размазня такая, – злилась на себя Инна. – Сказали же – улыбаться, отвлекать, быть спокойной и уверенной. А я…».
Голос не слушался, дрожал, а слезы струились ручьем, не переставая. Какая уж тут уверенность? Она вся расклеилась. Просто рассыпалась на куски, не сейчас, а еще утром, когда Никита уехал к этой проклятой Оксане Викторовне и она вдруг осталась один на один со своей бедой, ещё не зная, что через полтора часа он привезет Митю и весь этот кошмар закончится.
Она занималась Машей, делала то, что положено: кормила, меняла подгузники, давала противовирусное, которое накануне прописал ей участковый педиатр, но всё это происходило на автомате. А мыслями и чувствами целиком завладело горе. Сокрушительное, непереносимое настолько, что Инна понимала – долго она так не выдержит, просто не сможет. Ей казалось, что её оторвало от земли, и больше нет никакой опоры, что её неотвратимо несет к краю пропасти.
Потом Маша уснула, а Инна вернулась в гостиную. Минуту-другую она просто стояла посреди комнаты в оцепенении, не понимая, что дальше делать, а потом ноги будто сами подогнулись. Она даже до дивана не добралась. Опустилась как подкошенная тут же, на месте, на ковер, и, крепко зажав рот руками и зажмурившись, глухо завыла. И не услышала, как щелкнул замок, как в квартиру вошли. Просто вдруг открыла глаза и сквозь пелену слез увидела Никиту и Митю.
Инна, ахнув, кинулась к сыну, обняла, потом отстранилась немного, оглядела жадно всего – нет ли ран. Затем обхватила его личико руками.
– Митя, Митенька, живой…
Она то покрывала поцелуями его лицо, то прижимала его к себе крепко-крепко, то опять целовала. И все равно плакала.
И до сих пор никак не получалось успокоиться, взять себя в руки.
– Мам, не плачь, – Митя свободной рукой погладил ей по предплечью. – Со мной все хорошо, мамочка. Правда-правда… ну не плачь. Хочу праздник!
– Прости, я сейчас, я всё… я просто так за тебе боялась… Ты знаешь, что я тебя очень-очень люблю? Больше жизни… – сдавленно, сквозь ком в горле, произнесла Инна. – И папа тебя любит…
– Давай поедем домой? Все вместе…
– Нельзя сейчас, мой хороший.
– Почему нельзя? – не понимал Митя.
– Врачи сказали, что хотят тебя еще немножко понаблюдать. На всякий случай. И если всё будет хорошо – завтра нас отпустят.
Пока он не уснул, она так и сидела с краю его кровати, держала за руку, нашептывала ласковые слова. Потом тихонько вышла в коридор, где на кушетке сидел Никита.
глава 24
Инна больше не плакала, просто сидела рядом, а потом и вовсе задремала у него на плече. Дементьев обнимал жену за талию, прижимая к себе, и сидел – не шевелился. Сон её и без того был тревожный. Она то и дело вздрагивала, прерывисто дышала и жалобно, тихонько постанывала.
Он и сам сидел в полудреме. Сказывались сутки без сна. Особенно теперь, кода волнение и суматоха улеглись. Голова отяжелела, веки слипались. Было ощущение, что за эти сутки прошло десять лет, а то и больше. И вообще всё, что было еще вчера утром, казалось далеким и даже каким-то призрачным. Как фрагменты из прошлой жизни.
Впрочем, произошедшее действительно разделило их жизнь на «до» и «после». И слава богу, что у них будет это «после». Будет второй шанс, во всех смыслах. И теперь уж он его не упустит, верил Дементьев.