Адрелиан вспоминал реки на стыке болот и предгорий Йериклиппена. Их русла глубоки, словно прорезаны клинком в теле земли. Летом вода в них кажется неподвижной, как золотисто-бурое стекло. Но поздней осенью начинаются дожди, и тогда выходят из берегов и несутся, исходя белой пеной, в отчаянной попытке достичь моря…
«Ты права, Амилла. Права во всем. И насчет веры. И насчет йордлингов — с ними не стоит иметь дела. Балеог стал слишком заноситься. Прямо кум королю… Интересно, знаешь ли ты, с каким жаром он убеждал меня взять в жены одну из своих сестричек?..»
Кость с нарисованным вьюнком до сих пор лежала на столе в его комнате…
Талисман.
Залог любви.
Глава третья Прерванные разговоры
Донг… Донг… Донг…
Большой колокол возвестил смену караула. Наступала Заполночная стража — самое недоброе время суток…
Днем гул колокола быстро тонет в тысячеголосом шуме столицы — людском говоре, скрипе повозок, криках торговцев… Кажется, и не подавал он голоса, и на воротах и стенах стоят те же стражи в плащах цвета закатного солнца.
Но то днем. Ночью — другое дело. Последние гуляки разбрелись по домам, погасли все светильники в окнах. Даже собака не вдруг подаст голос… да и было бы с чего. На улицах ни души.
Город спит. Не спят лишь стражи на стенах да, может быть, ненасытные любовники, что еще не успели сполна насладиться друг другом. Но эти счастливцы скрыты стенами спален, тяжелыми занавесками, мраком ночи.
Нет! Есть те, кому этой ночью не спится, не сидится дома. Но стражи на стенах не заметят их. Ни одному не придет в голову бросить взгляд в сторону старой башни, что стоит на окраине столицы, точно огромная обугленная колода.
Когда-то здесь проходила городская черта, и высились укрепления, и на смотровой площадке башни стояли дозорные, а на древке реял желто-алый штандарт королей Туллена. Но город богател и рос, точно опара на добрых дрожжах. Старые крепостные стены стали ему тесны. И однажды их сломали, чтобы возвести новые. Почему не снесли эту башню? Никто не знал. Может, кто-то и помнил, но память об этом погибла в хаосе Катаклизма. Многое тогда погибло, многое кануло в безвестность… Но эта древняя башня уцелела. Она мрачно и презрительно взирала на крошечных человечков, которые после катастрофы копошились у ее подножья, пытаясь собрать то, что уцелело… свое ли, чужое ли — не важно.
Вход в башню давно замуровали, чтобы любопытные мальчишки не лазили и не ломали себе руки и ноги.
Однако тем, кто стоял сейчас, в Заполночную стражу, на смотровой площадке, удалось все-таки найти лазейку. И были это вовсе не мальчишки.
Может, и не люди вовсе проникли в старое укрепление, а бесплотные духи, которым не помеха запоры и стены? Черные капюшоны надвинуты глубоко, что под ними — не разглядеть… Нет, вряд ли стали бы духи кутаться в плащи, защищаясь от порывов ветра.
Или эти двое боялись, как бы не подхватил ветер их слова и не бросил в город?
Если и так — кто их подберет, эти слова? Город пуст, словно вымер. Мертвым семенем они упадут в пыль, а утром ветер, задремавший перед рассветом, снова зашевелится, заворочается, стирая все следы… И никто ничего не найдет — просто потому, что искать не будет.
Но семя взойдет.
— Коронация…
— Дело решено…
— Гвардия… На обучение…
— В Храме Вольных, говоришь?..
Странный голос. Сиплый, сдавленный, с посвистом. Неживой. Словно не из горла вырывается, а из полой кости, до дыр источенной веками. Не холод в нем слышится, лишь пустота — бесконечная, незаполнимая.
— И Молот, Молот… — шебуршит пугливой крысой второй голос. — Вот уже с-с-семь дней… Хиг-гарт… Наверш-ш-шие…
И вправду духи… Кому под силу проникнуть сквозь завесу, что прикрывает кабинет епископа Коота? Самые опытные маги на службе Инквизиции сплели эту ловчую сеть. Ни заклинание, ни сущность, созданная враждебной волей, не почувствует ее присутствия, пока не наткнется на нее и не запутается в тенетах. Неужели найдется сила, что сумеет проникнуть сквозь все незримые вуали, не потревожив их?
Такая сила есть. Имя ей — предательство.
Ветер, затаив дыхание, ловит обрывки слов, но напрасно. Они выскальзывают у него из пальцев — колючие, комканные, точно прошлогодние листья. Сразу и не поймешь, то ли это имена, которых никто не слышал, то ли слова неведомого языка. Ясно одно: большие беды ждут и Туллен, и некоронованного императора Адрелиана.
— Нет силы сильнее духа… — дышит пустотой сиплый голос. — Но сила — это лишь сила. Она служит тому, кто ее направляет…
Что-то потревожило тишину ночи. Поднялся ветер, разметал черные лохмотья облаков. Три луны загорелись на небе — словно проснулась неведомая трехглазая тварь и смотрит сонными светящимися глазами без зрачков. Но зря таращится: под глубоко надвинутым капюшоном сипуна лишь темнота.
Рассердилась тварь, дунула, но капюшон смахнуть не смогла. Лишь туже запахнулись полы черного плаща. И странное дело: кажется, будто черная ткань не на человеческое тело наброшена — на воронье пугало, что кто-то потехи ради выставил на башне.