Цена крови

Она хотела, чтобы наказаны были они все, и особенно ее отец. Слишком долго он не посвящал ее в свои намерения и планировал будущее своей дочери, совершенно не думая о ее интересах и желаниях. Он обращался с ней как с дурочкой, вместо того чтобы признать, что она могла бы быть намного полезнее для него, если бы он всего лишь ей доверял. Она покажет ему, что у нее тоже есть свои возможности, и заставит его пожалеть о том, что он недооценил ее ум и нежелание повиноваться его воле.

Глава 4

Март 1006 года

Лондон

Процессия тяжелогруженых повозок двигалась по мосту через Темзу в сторону улицы Ист Сип. Этельстан пришпорил коня, чтобы побыстрее проехать мимо них, морщась от грохота деревянных колес по засыпанной гравием дороге. Уже перевалило за полдень, солнце разогнало туман, который обычно висел над водой, и Лондон, как всегда, был шумным и многолюдным.

«А еще зловонным», – подумал он, когда был вынужден пропустить еще одну повозку, груженную корзинами с рыбой, которая свернула через боковые ворота в одну из крупнейших в городе хаг, после чего он смог проехать на Этелинг-стрете.

Неделю назад, когда по этому же маршруту в собор Святого Павла везли гроб с телом Экберта, на улицах было тихо. В тот день дорога больше напоминала реку, чем сушу, воздух был густым и вязким от опустившегося на город тумана, а мужчины и женщины, выстроившиеся вдоль Этелинг-стрете, чтобы посмотреть на траурную процессию, стояли молча – дань уважения его брату, которая до сих пор трогала его.

Прошло уже десять дней с тех пор, как умер Экберт, и в каждый из этих дней он десятки раз ловил себя на том, что поворачивается, чтобы обратиться к брату, который, сколько он себя помнил, всегда был его ближайшим компаньоном, но всякий раз с опозданием вспоминал, что Экберта больше нет. Он думал о том, сможет ли когда-нибудь привыкнуть к этой пустоте. Разумеется, он и сам пытался это сделать, с головой погружался в свою работу, осуществляя надзор за строительством здания новой деревянной башни на лондонской стороне моста. Это в достаточной степени занимало его мысли и тело, но не помогало заполнить зияющую пустоту в душе, оставшуюся после ухода Экберта.

Он проехал под деревянной аркой на въезде в то, что лондонцы называли Хагой Этелингов; в принципе, название это было подходящим и соответствовало действительности, хотя после смерти Экберта и последовавшего сразу за ней отъезда Эдмунда в Уилтшир он оставался в Лондоне единственным этелингом. Однако теперь это, похоже, было уже не так, заключил он, глядя на стоящих во дворе взмыленных лошадей. Должно быть, Эдмунд вернулся.

Он оставил своего коня конюху и через несколько мгновений уже входил в залу, где нашел брата, который ждал его, весь пропыленный и даже не снявший плащ после долгого пути. Эдмунд сидел за столом с чашей эля в руке и с угрожающим выражением на лице, отчего все присутствующие в зале – рабы, вооруженная стража и даже близкие компаньоны – предпочитали держаться от него на безопасном расстоянии.

Этельстан знал, что Эдмунд может быть грозным даже в благоприятные дни. Он всегда был крупным, но сейчас, в свои семнадцать, по росту уже превзошел всех братьев. Этельстан и припомнить не мог, когда ему удавалось побороть Эдмунда. В последний раз это было много лет назад.

Исходя уже только из его внешнего вида, люди старались не связываться с Эдмундом.

«Мрачный и молчаливый, – называла его бабушка, вдовствующая королева. – Такие всегда самые опасные. Когда он заговорит, всем будет лучше прислушаться».

В этот момент Эдмунд сидел, уставившись в свою чашу с элем, словно читал там судьбы мира и только что узнал, что их ждет конец света.

– Ты выглядишь просто ужасно, – сказал Этельстан, усаживаясь напротив брата. И в этом не было ничего удивительного, если учесть, какие новости он принес королю. – Насколько плохо все прошло?

Эдмунд сделал долгий глоток из чаши, затем поставил ее на стол и впился в нее угрюмым взглядом.

– Он хотел знать все подробности, каждую деталь, – тяжело произнес он, – так что за рассказом мне пришлось пережить это еще раз. – Он перевел дыхание и провел рукой по своим густым каштановым волосам, которые отличали его от саксонских братьев. – Думаю, его нельзя упрекать за то, что он хотел убедиться, что для Экберта было сделано все возможное. – Он осушил свою чашу и оттолкнул ее от себя. – Когда я отвечал на его вопросы, через некоторое время появилась она. Вслушивалась в каждое слово. Делала вид, что горюет по Экберту. Как будто кто-то может поверить, что она станет скорбеть о смерти человека, который мог стать между ее сыном и королевским троном. – Он бросил сердитый взгляд на Этельстана. – Я оговорился. Ты можешь поверить в это, – поправился он.

– Оставь это, Эдмунд, – устало ответил тот.