Цена крови

Для этого она дождалась следующей ночи, когда они лежали, запыхавшись после постельных игр, и она уютно устроилась у него под рукой. Комната была освещена лишь мерцающим светом затухающего огня, но она ясно видела его лицо, этот высокий лоб и прямой нос – такой четкий профиль, что казалось, будто он вылеплен скульптором. Он смотрел куда-то в темноту над ними, и она понимала, что должна говорить сейчас, когда он разомлел от удовольствия и, вполне вероятно, удовлетворит ее просьбу.

Она провела языком по его уху, а затем шепнула в него:

– Возьмите меня завтра с собой. И я сделаю все, чтобы вы об этом не пожалели.

Он провел пальцами по ее волосам, игриво теребя густую прядь.

– Не могу, – ответил он. – Вы будете отвлекать меня, а это может быть опасно. Я не хочу никаких отвлекающих моментов.

– Думаю, там будет достаточно женщин, чтобы отвлекать вас. – Она повернулась лицом к его ладони и прикусила ее под большим пальцем. – Поэтому я и хочу быть с вами. Вы желаете, чтобы я начала вас умолять?

– Умоляйте сколько влезет, – сказал он, ухмыльнувшись, – вы все равно останетесь в Холдернессе. Здесь вы находитесь в безопасности.

– Безопасность! – фыркнула она. – А еще беспросветная тоска. Ненавижу это место. Холодное, сырое, уродливое. – И тут ей в голову пришла еще одна мысль. – А может, я тогда поеду в Йорвик? Я буду там вашими глазами и ушами.

– Йорвик не менее сырой и уродливый, и я не смогу навещать вас там так просто. Только не воображайте, что вам опять удастся ускользнуть от моих людей. Второй раз такой фокус у вас не пройдет.

Это ж надо, навещать так просто! Тогда как она его вообще не видит.

– Вы совсем как мой отец! – Она откинулась на подушки. – Собираетесь держать меня для своих целей в клетке, как какого-нибудь соколенка. Можно еще надеть мне на голову кожаный колпачок и привязать к ногам ремешок.

– Ваши глаза слишком красивы, чтобы закрывать их колпачком, – сказал он. – А насчет ремешков… я подумаю. Серебряные цепи вас устроят? Или, может быть, вы предпочитаете золотые?

Она ударила его в плечо, однако он только рассмеялся и накрыл ее своим телом; хотя поначалу она сопротивлялась, у него было против нее надежное оружие. Его губы, прикосновение его рук к ее коже быстро заставили Эльгиву забыть обо всем, кроме жажды удовольствия, которую он возбуждал в ней.

На какое-то время, по крайней мере. Когда он заснул подле нее, она в уме подсчитала, сколько дней и ночей они еще проведут вместе. Эта цифра раздосадовала ее. Кнут был молодым и сильным, он не обращал внимания на проходящие годы. Однако она была старше мужа на пять зим, и каждый год имел для нее значение.

Сколько зим еще пройдет, прежде чем она станет неспособной рожать детей, а значит, бесполезной для него?

Тира сказала, что у нее будет двое сыновей, но через пять дней муж ее сядет на свой корабль, взяв с собой и Алрика, и снова оставит ее живот пустым. Ее будут окружать женщины и охранять датские солдаты с кораблей, которым она не смела доверять, и подходящего мужчины рядом с ней не окажется. Мужчины в ее постели. С таким же успехом ее могли заточить в женский монастырь.

Она перевела взгляд на Кнута. В темноте лицо его было окутано тенью, но он был похож на своего отца – в нем чувствовались сила и мощь, как в гранитном утесе. У нее не получилось добиться, чтобы он выполнил ее просьбу, и она ненавидела его за это, как когда-то ненавидела своего отца и братьев. Как и они, он обладал над нею властью, которую ей не удавалось преодолеть.

Не удавалось, пока у нее не было сына.

Она прижала руку к животу, ощупывая мягкую плоть; она была уверена, что, несмотря на удовольствие, которое Кнут давал ее телу, новая жизнь в ее лоне не зародилась. Пока что.

И за это она ненавидела его тоже.

Апрель 1010 года

Лондон

В пятницу, накануне Страстной недели, в соборе Святого Павла отслужили специальную мессу, в которой высшее духовенство просило милости Господней для своей паствы, а также молилось о победе над врагами Англии. Эмма присутствовала там вместе со многими танами короля и их женами, которые прибыли в Лондон ко двору по случаю Пасхи. Сам Этельред и его свита в городе пока что не появились, но ожидались со дня на день. Этельстан и Эдмунд, к общему неудовольствию Эммы и архиепископа Эльфеха, выехали отсюда со своими отрядами за день до этого.

Эмма пыталась отговорить Этельстана от неповиновения приказу отца оставаться в Лондоне на пасхальный общий сбор двора, но все ее аргументы оказались бесполезными.

– Если я останусь, – тогда сказал он, – это послужит лишь одной-единственной цели: продемонстрировать мою покорность королю. Какой тогда в этом смысл? Он не доверяет мне независимо от того, что я делаю. От меня с Эдмундом будет гораздо больше пользы в Восточной Англии, когда мы вместе с Ульфкителем будем готовить ополченцев к сражению, чем если я останусь здесь и буду давать своему отцу советы, которых он все равно не примет.

– Но он поручил вам оборону Лондона, – возразила она. – Вы не можете просто так уклониться от этого.