Цена любви

Затем на арену вышли отважные бандерильеро — помощники матадоров. Двигаясь, точно в танце, они втыкают три вида коротких, обернутых цветной бумагой палочек с острыми наконечниками в лопатки быка, выматывая его таким образом, чтобы матадор смог показать свое искусное владение мулетой. Myлета — это короткий красный плащ, которым он совершает эффектные движения перед финалом — смертью быка. Мой Жозелито всегда сам втыкал бандерильи. Превосходно сложенный, он стоял на арене, сдвинув ноги, подняв руки высоко над головой и чуть изогнувшись, чтобы пропустить разъяренного быка сбоку.

Мерседес прервала мои воспоминания.

— У тебя такое выражение лица… О чем ты задумалась?

— О человеке, которого любила очень сильно, Мерседес, — ответила я, получая определенное наслаждение от ее огорченного вида. — А о чем думаешь ты?

— О недавних событиях, chica, недавних событиях, ты их помнишь? — торжествующе прокричала она сквозь грохот духового оркестра и шум толпы.

На арене остался только сидящий в седле пикадор.

Под звуки фанфар загон открылся, и огромный белый бык стремительно ринулся к лошади. Пикадор ловко повернул коня, и бык вонзился рогами в деревянное заграждение. Помощники матадора, так называемые пеоны, успели перемахнуть через барьер, затем вернулись на арену и начали размахивать плащами, вынуждая быка вновь броситься на коня. На этот раз, повернув лошадь, пикадор нагнулся и вонзил копье в спину разъяренного быка. Прием, очевидно, был выполнен мастерски, потому что толпа пришла в неописуемый восторг. Я отвернулась; на лице Мерседес появилась улыбка.

— Смотри, — приказала она. — Это через секунду закончится.

Слава Богу, она оказалась права. После нескольких точных, безжалостных ударов начался следующий этап драмы.

В этот момент, словно давая отдохнуть от жестокости, несколько матадоров, включая Маноло, по очереди выполнили изящные вероники, часто изображаемые на плакатах и открытках. Мужественный бык фыркал, раны на его спине кровочили, он танцевал перед каждым тореро, следуя за ярким плащом. Матадоры старались измотать быка серией виртуозных па-де-де.

Далее коррида настолько захватила меня, что почти заставила забыть, что происходит на самом деле. Маноло решил самостоятельно воткнуть бандерильи и выполнил это безупречно. Каждый раз он останавливался перед быком и смотрел ему в глаза. Потом обращался к нему, воодушевляя на атаку. Животное замирало как вкопанное; с трибун не доносилось ни единого звука; наконец, решившись, бык отчаянно ударял копытами о землю и бросался к Маноло. Матадор также устремлялся к быку и перед столкновением искусно отступал в сторону. Его гибкое тело нависало над рогами и избегало контакта. При каждом движении зрители ни минуты не сомневались, что рог вот-вот вонзится в сердце Маноло. Но он всякий раз оставался невредимым, а спину быка украшала очередная пара цветных раскачивающихся бандерилий. Толпа взрывалась радостными криками, оркестр играл громче, аккомпанируя массовому экстазу.

Теперь Маноло казался неуязвимым. Мы с Мерседес, крепко взявшись за руки, затаили дыхание. Маноло с красной мулетой и шпагой в руках собирался исполнить величественную финальную серию вероник. Любое отточенное движение сопровождалось криками с трибун. Маноло испытал быка несколькими предварительными верониками. «Оле, оле», — неистовствовали трибуны; наконец Маноло опустился перед быком на колени и поднял руки к небу. Трибуны ахнули, восхищаясь таким бесстрашием. Маноло, не поднимаясь с колен, начал приближаться к быку, дразнить, размахивая висящей на шпаге мулетой. Разъяренный бык бросился вперед. Маноло, по-прежнему стоя на коленях, перебросил плащ через голову животного, вынуждая его промахнуться. Трибуны ревели от восторга: «Оле, оле». Хладнокровный Маноло демонстрировал мужество на коленях, повернувшись спиной к быку. Животное в ярости, ударив копытами о землю, снова бросилось к матадору с невероятной скоростью. Снова Маноло взмахнул мулетой над головой быка, на этот раз поднявшись с колен. При следующей атаке Маноло повернулся, сделал коронный пас и, обернувшись плащом, чудом избежал рогов. На белом костюме Маноло осталась бычья кровь.

— Он, похоже, сумасшедший, — выдохнула я, обращаясь к Мерседес.

— Да, — согласилась та. — Но посмотри на донну Фернанду. Она куда безумнее.

Донна Фернанда невозмутимо обмахивалась веером с улыбкой на лице; казалось, она изысканно отстранилась от окружавшей ее толпы.