Он кивнул, опуская руки. Кассандра отодвинулась и сразу легла, свернувшись калачиком. Астор прикрыл ее плечи одеялом.
— Отдыхай. Я теперь к вам надолго.
Маркиз поднялся. Сделал шаг к двери, неуверенно обернулся, словно желая еще что-то сказать, но племянница, закрыв глаза, уже зарылась лицом в подушку. И видеть не хочет. Что ж, в ее обстоятельствах это вполне объяснимо. «Да и дипломат из меня всегда был не ахти, — вынужденно признал Астор. — Хотя Руэйд, пожалуй, сейчас и не таких бы дров наломал. Или, наоборот, слез бы не выдержал, слабину дал, и вышло бы еще хуже».
Маркиз покачал головой. А потом философски вздохнул и отправился на поиски сестры Тересы.
Кассандра слышала, как закрылась за дядей дверь, как утонули в тишине спящего дома глухие звуки удаляющихся шагов, но глаз так и не открыла — даже тогда, когда вновь скрипнули петли, и шелест шелкового одеяния возвестил, что белая сестра вернулась на свой пост. Царапнул каминную полку подсвечник, щеки коснулась узкая сухая ладонь.
— Ты спишь, дитя мое?
— Нет, — отозвалась Кассандра. — Мне больше не хочется.
— Это хорошо, — с очевидным удовлетворением обронила сиделка. — Принести тебе воды? Или молока?
— Нет, — повторила Кассандра. Ей ничего не хотелось. Разве только… Она снова вспомнила чьи-то теплые руки на своих волосах и негромкий, ласковый голос, напевающий что-то — она не разбирала слов, но от них ей, кажется, было легче, не так пусто и холодно в той промозглой темноте. Нет, это не могла быть мама, она ничего не знает. Может, герцогиня? Или вообще госпожа Делани? Хотя какая разница, устало подумала Кассандра и, помолчав, неуверенно спросила:- Сестра Тереса, а у вас есть дети?
Храмовница замешкалась, но когда все-таки ответила, тон ее голоса не изменился:
— Были когда-то. Давно. Оба ушли к Танору еще совсем малышами.
— А вы им пели, сестра? Колыбельные какие-нибудь?
— Нет, дитя мое. Я рассказывала им сказки. Хочешь, и тебе расскажу? Я много их знаю.
Кассандра качнула головой.
— Нет, — в третий раз сказала она. — Для сказок я уже взрослая. Лучше спойте, сестра Тереса! Что-нибудь, неважно, что первое вспомнится. Если тихонько, кроме меня никто не услышит. Пожалуйста!..
Голос ее дрогнул. Храмовница, покорно вздохнув, присела на край кровати. Обхватив руками подсвечник, задумчиво посмотрела на дрожащий язычок пламени и улыбнулась:
— Хорошо, я попробую. Только я совсем не знаю веселых песенок, дитя мое, да и они все очень старые… Сейчас… Ты знаешь «Плач Хедвики»?
— Не знаю. Спойте, сестра!
Та обратила взгляд выцветших глаз к окну, за которым медленно разгорался рассвет, шевельнула губами, припоминая полузабытые строки куплетов, и запела — тихо, почти что шепотом, покачиваясь в такт неслышной музыке. Кассандра слушала, все так же не открывая глаз.