– Ден, – тихонько говорит она, заглядывая ему в глаза. Не смотрит на неё, вперёд только, сосредоточил внимание на дороге. Хоть бы секунду ей уделил. – Денис, – зовёт Ника полным именем. Не отвечает, сжимает челюсти плотнее, ей кажется, ещё немного и услышит скрежет зубов. – Что случилось? Отец? Это он, да?
– Замолчи.
Она вздрагивает, но не слушается.
– Поговори со мной. Пожалуйста, – жалобно выскуливает последнее слово, сжимая кулаки. – Мы решим, обязательно решим. Я прошу…
Добивается своего – он оборачивается. На чёрном мелькает раздражение, боль, обида, ярость, а после вновь пустота. Необъятная, густая. Проникает в её ноздри, лёгкие, мешая дышать.
– Закрой свой рот. Ещё слово и я выброшу тебя, суку, из машины, – не угроза, обещание. Так не грозятся убить, так дают клятву.
Сердце колотится, грозясь оглушить. Она не понимает, что происходит, почему он это говорит. Замолкает, видит: Ден на грани. До взрыва остаётся один щелчок зажигалки, провода уже накалены.
Делает шумной вдох через рот, силясь подавить панику. Не выходит. Она верила, что всё у них наладится, смогут, преодолеют внешних и внутренних демонов. Что такого он мог выяснить, раз то вмиг сгубило недавнее тепло?
Она лелеет надежду на лучшее, пока они добираются до дома. Ден тронулся умом, если решил добраться за полчаса или угробить их к чертям собачьим. Он давит газ в пол, стрелка на спидометре стремится к ста шестидесяти. Ника суматошно хватается за ремень безопасности, позабыв о том, что застегнула его ещё в самом начале. У неё в горле образуется ком, растёт, пока не появляется тошнота от нахлынувших нервов.
Когда подъезжают к ограде, он резко даёт по тормозам, раздаётся громкий визг, от которого звенит в ушах. Дышит медленно, глубоко, закрыв веки. Она выходит первой, боясь оставаться с ним наедине в таком состоянии. Останавливается у входной двери, переминается с ноги на ногу и садится на ступеньку. Внутрь всё равно без ключа не попадёт.
Он приближается спустя минут сорок. Остывший, похожий на каменное изваяние. Бросает на неё короткий взгляд, от которого разом дохнут её мотыльки, их крылья обмерзают, не могут поддерживать полёт.
– Даю тебе четверть часа. Собирай вещи и уходи, – говорит спокойно, точно давно спланировал. Точно не было у них ничего. Ни поцелуев, ни стонов, ни нежных объятий.
Глаза увлажняются, но она не станет реветь. Не тогда, когда неясно, из-за чего он переменился. Поднимается, стараясь успокоить близостью, ласковым голосом, да хоть чем, но он отстраняется, отбивая её протянутую руку.
– Объясни, – собираясь с духом, шипит она, терпя давящее ощущение в глотке. – Я имею право знать, за что ты так со мной. Что изменилось?
Он усмехается невесело, судорога проходит по лицу, кадык дёргается.
– Если скажешь ещё что-либо, клянусь, я прикажу ребятам выставить тебя с голым задом. Где мать и дочь знаешь. Убирайся, – проходит мимо, словно они незнакомцы. Нить внутри неё натягивается и рвётся, мотыльки опадают иссохшими трупами к ступням. Её знобит.
Вот и всё, вот и нет у неё ничего. Или не было никогда. Он позволил находиться рядом, греться от его горячего тела, тёмной души. Захотел – приласкал, захотел – выбросил. Не лгал, когда заявлял, что тоже монстр. Монстр, как все они. И таковым его делал вовсе не вирус. Таковым он сам себя слепил.
Глава 16.1 Ника
В маминой квартире пусто, не слышно ни причитаний, ни детского смеха. Она не звонит Светке, потому что боится позорно разреветься в трубку, да и нет смысла её забирать пока заварушка не закончится. Ей в последнюю очередь хочется подвергать опасности дочь.
Ника поднимается с постели ближе к полудню четверга. У неё серые мешки под глазами, опухшие веки от пролитых слёз. Плакать уже не можется, слизистая иссохла. Её удивляет, как в организме ещё есть вода, неужто не вылилась вся, стекая по щекам на простыни? Она забывает есть, забывает пить. У неё в голове – мешанина из вопросов, на которые ответов нет. Что-то в здании компании случилось. И это «что-то» в корне изменило Дена, его к ней отношение.
Сначала ей кажется, что он обязательно остынет и перезвонит, хотя бы смс напишет. Но этого не происходит ни через час, ни через два, ни почти через сутки. Своё слово он назад брать не планирует.
Ей щемит за рёбрами, раздирает когтями нутро. То, что когда-то было мотыльками собирается из праха ломанных надежд в тварь, грызущую жилы. Она сворачивается плотным клубком, формирует образ, чтобы ползти по венам, достигнуть сердца, исколов плоть сталью чешуи. Чешуйки занозами вонзаются в артерии, в кровь проникает металлическая крошка. Та серебристыми частицами смешивается с алым, отравляя изнутри.
Она знала: будет больно. Но не думала, что это произойдёт так скоро. Что он перегорит старой лампочкой в подъезде, которую заменить некому.
Её пульс успокаивается, по горлу в желудок стекает горячий чай. Ника не замечает, как обжигает язык. Она далека мыслями от старой кухоньки. Там, с ним, всё ещё в машине. Всё ещё не может сделать ничего. Ничего, что могло бы поумерить его пыл.