Цена мести (СИ)

Ладонь лживого ублюдка опускается на её плечо, массирует легонько. Ника сбрасывает, явно нервничая от касаний.

– Дай мне минуту. Я хочу с ним поговорить.

Зачем ей это? Чтобы ещё сильней разочароваться? Он проявил слабость. Считал, что отец здесь – слабое звено, ошибся. Им крутили, как хотели, грамотно переставляя по шахматной доске.

– Минута, – соглашается Макс, видимо, зная, что он ничего не скажет. Он жмёт зубы до хруста челюсти.

Она ловит его взгляд, подходит так близко, что ему щемит за рёбрами, словно в её руках сжимается – бьётся его сердце. Словно в её руках – его жизнь.

– Скажи, что ты этого не делал, – просит, нежно трогая скулу, проводя от неё до шеи.

Он щерится, демонстрируя хищный оскал.

– А что это решит? – выплёвывает, пытаясь её оттолкнуть. Чтоб ушла, отвернулась, осталась там, где его больше нет. В безопасности. Если станет на его сторону, им одна дорога – в прелую землю. Он уверен, Макс лишь прикрылся наказанием, дабы убрать его кандидатуру позже, когда всё уляжется.

Её пальцы дрожат, губу закусывает, ища что-то внутри него. И, чёрт её дери, находит, потому что вздёргивает подбородок, наклоняется, говоря так тихо, что вряд ли кто кроме него может услышать.

– Ты можешь.

Он удивлённо вскидывает брови.

– Что?

Её дыхание обдаёт его ухо, пуская по коже ворох мурашек.

– Можешь быть слабым, можешь сказать мне честно. Я справлюсь, не переломлюсь. Хватит делать из меня жертву. Я ею была. Но не теперь. Поверь, я знаю, о чём говорю, – он шумно выдыхает.

Она отстраняется, смотрит на него несколько секунд. И он сдаётся, капитулируя. Потому что видит. Ника – не та, какой он её нашёл. Уже не та. Всё ещё хрупкая, но посмей разбить, тронуть осколки – режет ровными срезами, что не зашить сразу.

– Будь осторожна, – единственное, что произносит. И скашивает глаза себе за спину, туда, где стоит Макс.

Она сглатывает, трясётся вся, не в силах поверить, но не смотрит, куда он указал. Понимает риски. Умная девочка.

– Ника, – торопит брат, намекая на окончание их краткой беседы.

Она кивает коротко, целует его в губы так болезненно медленно, отчаянно, что впору сдохнуть на месте. Он по-другому привык, иначе: страстно, яростно, грубо, жёстко. А от её поцелуя внутренности переворачиваются. Он горчит на языке привкусом полыни.

Когда отходит, он некоторое время не открывает век. Стоит сгорбленный с заломанными руками и понимает: не может её потерять. Потому что кроме Ники… блядь, кроме трепетной, до ужаса честной Ники у него никого не осталось. Ему до оскомины осточертели обязанности, что взваливал приёмный отец, мерзкие лицемерные улыбки коллег, приёмы, бизнес. Пошло оно. Если ему удастся выбраться… Только если… С этим будет покончено. Никаких вампиров, никаких незаконных дел. Ему осточертело так жить. Девчонка показала, что может быть нормально, не извращённо. Что не всякий пытается вскрыть тебе горло. И ему этого достаточно, чтобы ей поверить. На сей раз по-настоящему.

Глава 18.1 Ника

Её запирают в том самом загородном доме без права выезда. Она сбилась со счёта на семнадцатом звонке Светке. Ни она, ни Ульяна не берут трубки. Но с мамой... хотя бы с мамой всё хорошо, она стремительно идёт на поправку. Ника пытается найти Макса, чтобы поговорить, однако он мастерски её избегает, не попадаясь на глаза. Охрана упрямо молчит, повторяя снова и снова одно и то же: «Не положено, вам приказано оставаться здесь». Кем приказано, догадаться не трудно. Кроме Максима Никольских с властью в руках не осталось. Дена увезли чёрт знает куда, чёрт знает зачем, дальнейшая его судьба ей неизвестна.

Сначала она паникует, впадает в апатию, сжираемая отчаяньем, страхом за жизни близких и собственную. После наступает отрицание. Как он мог так поступить? Это же её добрый и заботливый друг. К концу следующей недели приходит осознание: всё вполне логично. С чего она вообще решила, что эмоции Макса были настоящими? Он легко мог обвести её вокруг пальца, притвориться тем, кем не является. У неё и в прошлом не выходило читать людей, как книги. Разборчивость, видимо, врождённое качество, не присущее ей.

Впервые с злополучной вечеринки они видятся только к среде. Он приглашает её на ужин, о чём извещает через домработницу. Женщина провожает её до террасы. Ника не утруждает себя сменить найденные в шкафу отведённой ей спальни спортивные штаны с мужской футболкой, которая явно ей велика. Выдыхает через рот, приосанивается, готовясь к встрече. И всё равно ощущает себя потерянной, когда встречается с ним взглядом.

Макс, словно другой человек. Вроде и улыбка та же, блеск в глазах не потух. Она глядит через розовые очки, плёнка на них истерлась, потеряла цвет, став прозрачной. Ей больше ничто не мешает узреть истину. А она проста: мужчина перед ней – отцеубийца, поглощённый обидой, завистью, злостью. В нём нет доброты, нет и сожалений. Ему плевать, сколько осталось жить брату, сколько осталось до оглашения приговора. Плевать, что доказательства убийства фальсифицированы им же.

Она ему верила, повелась на лживые речи. Интересно, хоть что-то из того было правдой?