Меня передернуло. Но в ответ ничего не сказала, чтобы не усугублять ситуацию еще больше. Да и водитель припарковался уже и ожидал, когда мы выйдем, закончив далекую от светских тем беседу.
Дверцу открывал мне сам Левич, который вышел быстрее, чем я успела за ручку взяться. Распахнул и подал руку, но я проигнорировала и вышла сама. Павел тяжело вдохнул воздух и… И ничего не сказав, торопливо направился в сторону больших стеклянных дверей студии, будто бы не замечая тот факт, что на высоких каблуках сапожек подстроиться под его резкие шаги нереально. Точно упаду и себе шею сломаю. Потому я пошла не спеша, все равно это меня он как бы хочет впихнуть в главную роль. Причин столь щедрого действа я не видела, но решила не вникать. Может, в моей ситуации подходит пословица “меньше знаешь – крепче спишь”?
Была права с тем, что без меня Левич никуда не пойдет – он ожидал в холле, рядом со стойкой, где восседала миловидная девушка, поглядывая на часы. Едва увидел меня, то чуть не исполосовал взглядом. К счастью, только в грезах, потому что в реальности глаза на такое не способны.
– Думаю, тебе найдется роль какой–нибудь поломойки с тяжелым прошлым из западного Мухосранска, – сообщил мой “хозяин”. – Потому что дело не терпит опозданий, а успех тем более.
Я зло на него посмотрела и сцедила:
– Меня более чем устраивала моя работа в клубе и роли в театре. Однако ты меня лишил этого.
– Жить в среде комфорта – удел слабых. Идем, нас ожидают.
– А я слабая, очень слабая, – поджала губы. Терпеть не могу разборки при совершенно посторонних людях. Пускай девушка со стойки записи и сидела с совершенно отрешенным лицом, все равно все слышала. Не услышал бы разве глухой.
– Ошибаешься, Дарья. Ты сильнее, чем думаешь, – он нажал на кнопку вызова лифта.
Если была бы сильнее, то ничего бы этого не случилось. Я бы нашла выход, а не плыла бы по течению. Горько усмехнулась.
Все имеет свойство ломаться. И вот я тоже ломаюсь медленно. Со скрипом и шелестом, с болью и печалью.
Сжала ладони, впиваясь в кожу ногтями. Я боясь выпустить наружу обжигающие слезы.
Нацепила на лицо улыбку и последовала за Левичем в открывшуюся кабинку лифта. Этот день мне точно запомнится. День, когда я улыбалась, а в глазах застыли слезы, которые я не могла выпустить наружу, чтобы смыли с меня весь этот кошмар.
В кабине мы одни, если не считать наши безмолвные отражения в зеркальных стенках. Он стоял совсем рядом, настолько близко, что я вдыхала запах его парфюма вместе с кислородом.
– Даша, – вкрадчивый голос я и слышу, и чувствую кожей, – никаких сюрпризов, поняла?
Несколько секунд на него смотрела, глотая слова будто горький горячий чай, что мама заставляла пить зимой, и, едва створки лифта распахнулись на нужном этаже, ответила:
– У меня на сюрпризы не хватит оплаты.
И вышла первой, чтобы остановиться через пару шагов: дорогу я не знала, а деревянных дверей со стальными табличками много. И шум такой за ними, что я, стоящая в коридоре, все слышала. Это было неожиданно – выйти из лифта, где царила тишина, в жужжащий улей, в котором ни на минуту не останавливается работа. Особенно выделялся среди какофонии звуков мужской бас. И, судя по обрывкам слов, что до меня доносились, кто–то о–о–очень провинился.
– Что это, я тебя спрашиваю? – после вопроса разгневанный голос замолк, явно дав ответить своему собеседнику. – Актриса? Да она ж клоп обыкновенный. Верни ее обратно в клоповник, где взял. Господи, что ж мне все делать? Экспрессия нужна, Валера! Трагедия! Это же апокалипсис чувств, мать твою, а не ромашки на лугу! Ладно, следующую показывай…
– Дарья, время!
Я замерла, но ладонь, жар которой я чувствовала даже через плотную ткань пальто, немного подтолкнул вперед. К тем самым дверям, где кто–то профессионально орал:
– Стоять, я сказал! – а следующая фраза вообще можно цитировать в театре абсурда, учитывая ранее произнесенное: – Иди за успокоительным!
И, если честно, я бы тоже не отказалась от валерьянки, потому что нервы сдают. Вот даже сейчас ноги трясутся.
– Слушай, – я остановилась у самых дверей, заставив притормозить и Павла. – Может, попозже зайдем? Когда успокоительные принесут?
Вторя моим словам, из–за дверей, за которыми без сомнений сейчас находился сам Малеев собственной персоной, выскочил парень примерно моего возраста. Я еле успела отскочить, чтобы избежать столкновения, а Валера, скорее всего, это был именно он, провел ребром ладони по шее и, кивнув моему конвоиру, куда–то побежал по длинному коридору, чуть ли не врезаясь в каждого работника студии. Но, так как они не обращали внимание на Валеру, делом это было привычным. Мне резко захотелось покинуть мир высокого кино. Где здесь обрыв? Скинусь вниз с киноолимпа.
– Привыкай, – сказал Левич и дверь открыл, где подозрительно все затихло. Зря.
– Да черт бы тех, кто… – начал знаменитый режиссер, который сейчас восседал на секретарском столе с секретаршей в объятьях, но, увидев вошедшего, отпустил зардевшуюся девицу, чья помада переехала на губы Виктора Малеева. – Не ожидал тебя увидеть, друг.