Цена обмана

– Я, пока Златогорский как дурак давил этим львом на бумажную кипу, всячески отвлекал его разговорами. Спрашивал, как продвигается его дипломная работа, когда защита, какая тема, ну, и все в таком роде. А тут слышу, его Вероника из коридора позвала. Ну, говорю, спасибо за помощь. Он тотчас двинул на выход, даже не взглянул на этого льва.

Пряничников задумчиво замолчал.

– Евстафьев часто говорил, что этот Златогорский умен не по годам. Вот хоть убейте, не понимаю, где он там ум узрел. Хотя верить этому Евстафьеву… Должно быть, рассчитывал дополнительно умаслить Марианну, вот и нахваливал любовничка ее сестры. А самому это было до лампочки. Евстафьев вел какую-то свою игру, так что еще неизвестно, кто хуже, он или я.

– Хорошо, не будем отвлекаться, – произнес Мельников, стремясь вернуть разговор в русло официального расследования. – Как вы действовали дальше?

– А дальше мне надо было выбрать оптимальный момент, – охотно продолжил откровенничать Пряничников. – Да, для начала я эту подготовленную статуэтку аккуратно переложил в целлофановый пакетик. С помощью салфетки, конечно, стараясь как можно меньше к ней прикасаться, чтобы не смазать. Ну, вы поняли. А потом стал выжидать тот самый момент. Я знал, что Евстафьев часто задерживался допоздна, когда все уже разошлись, в том числе и Марианна. Правда, он иногда уходил вместе с ней или она его дожидалась. Но чаще они уходили порознь. Моя задача осложнялась тем, чтобы Евстафьев остался в офисе один, а все бы видели, что я ушел раньше Златогорского. И чтобы камеры, само собой, это зафиксировали. А в тот вечер все совпало как по заказу. Хотя нет, конечно, это моя заслуга, что я улучил все же момент, когда Марианна уйдет из офиса одна. Я ведь не переставал за ними наблюдать. В тот вечер они поругались. Марианна собиралась ехать к отцу, а Евстафьев требовал, чтобы они вместе пошли к ней домой, где он жил последнее время. Но Марианна проявила характер, не поддалась и ушла. А там и остальные начали разбредаться. Я не стал терять время, со всеми попрощался, чтобы коллеги видели, что я ушел. Причем сначала я убедился, что Златогорский все еще там. Он как раз топал к Евстафьеву в кабинет. Я и с ним сердечно попрощался и ушел. Ужинать в кафе «Велеслав». – Произнеся последнюю фразу, Пряничников злобно глянул на меня, как будто это я помешала ему в тот вечер поужинать в любимом кафе.

– Я специально прошел так, что камеры зафиксировали, как я ухожу, – продолжал после недолгого молчания Пряничников. – Но после мне было необходимо вернуться, и этого камеры видеонаблюдения зафиксировать были не должны. Ни в коем случае. Да еще надо было дождаться, чтобы Златогорский убрался из офиса. Поэтому я по заранее разведанной тропинке обошел вокруг здания и затаился с другой стороны, наблюдая за входом. Наконец я увидел, что Златогорский выскочил из офиса и помчался как ненормальный. Меня это порадовало, ведь со стороны все выглядело так, будто это чучело нервничает. Таким его и на записи увидят, а уж в том, что их будут просматривать, я не сомневался. Ну потом я обошел офисное здание с другой стороны, где никаких камер в помине не было. Там ведь есть еще один служебный вход, ведущий внутрь. Так я и вернулся в офис, никем не замеченный. Вошел опять в свой кабинет, надел перчатки, взял статуэтку и пошел прямиком в кабинет к Евстафьеву. На последнюю беседу, так сказать.

Пряничников хищно ухмыльнулся, словно эти воспоминания доставляли ему какое-то странное удовольствие.

– Ну, захожу я в его кабинет, он как раз сидел за столом, из-за которого встать ему было уже не суждено. – Пряничников вдруг заговорил с какой-то театральностью, словно на ходу сочинял пьесу. Вот только пьеса эта уже была написана, последний акт сыгран. – Посмотрел так на меня, с отеческой теплотой.

Губы Пряничникова искривила брезгливая усмешка, словно и покойного Евстафьева он продолжал презирать.

– Похвалил, что я тоже допоздна сегодня на работе. Мы с тобой, говорит, трудоголики. Он иногда на «ты» со мной переходил в знак особого расположения. Снисходил, так сказать, до плебса. Тут он опять уткнулся в какую-то бумажку и говорит, вроде бы между делом, что давно хотел узнать, что я думаю по поводу вот этого договора. А мне только того и надо, у меня ведь появился повод подойти к нему вплотную и встать сбоку и чуть позади. Идеальная дислокация, лучшего и желать нельзя. Я подошел с заинтересованным видом, он еще и голову немного опустил в этот момент. Тут я понял, что больше время терять нельзя, размахнулся как следует и со всей силы опустил эту штуковину на его кудлатую башку.

Тут Пряничников схватил бокал и одним глотком выпил всю оставшуюся воду, после чего немедленно закашлялся. Немного оправившись, он некоторое время молчал, тяжело дыша.

Мы с Мельниковым тоже не нарушали молчания.

– Вы нанесли Евстафьеву только один удар? – спросил наконец Мельников.

Пряничников кивнул:

– Да, первым же ударом раскроил ему голову. Второго не понадобилось. Да тут бы и баба управилась, статуэтка-то увесистая.