Цена ошибки

Поручик Тучапски облегченно выдохнул, когда на высоком силуэте вражеского танка сверкнул огонь попадания. Пару секунд М48А2 не подавал признаков жизни, а потом из изуродованной башни (интересно, кто и когда его так, мимолетно удивился Анджей) пополз легкий дымок, через полминуты уже превратившийся в полноценный пожар. И только тут поручик услышал, что, оказывается, всё это время его вызывают по рации. Он повернулся к экипажу:

– Башню влево на девяносто, вести наблюдение. Янек, – он персонально обратился к мехводу, – ты все равно уже здесь не нужен, вылези наружи, узнай, что там с пехотой.

После этого он нажал тангенту радиостанции и устало произнес:

– Докладывает поручик Тучапски. Вступил в бой с двумя средними танками противника типа «паттон-III». Противник уничтожен. Получил повреждения двигателя, ремонт невозможен. Потери в людях – до отделения пехоты, уточняются.

На той стороне линии связи озадаченно замолчали, потом опомнились:

– Молодец, сынок. А теперь слушай команду: «Атом»! Постарайся уцелеть. После ядерной атаки, как только восстановится связь, ты будешь корректировать артиллерийский огонь по противнику. Всё, конец связи!

Анджей обессиленно привалился к стенке башни, наводчик и заряжающий, радостно обсуждавшие было: «А видел, как я ему вломил!», притихли и настороженно смотрели на него. Наконец наводчик не вытерпел:

– Пан Анджей, что случилось-то? Вроде всё страшное позади?

Анджей просто произнес в пространство, выключая питание радиостанции:

– Команда «Атом».

Вместе с вернувшимся мехводом они загнали оставшихся двенадцать человек под танк судьбу отделения, отправленного во главе с плютоновым к дороге, выяснять было некогда. И через минуту местность вокруг залило ослепительно ярким светом. Как только вновь появилась радиосвязь, сквозь треск и шум помех от ядерных взрывов поручик Анджей Тучапски начал корректировку. Поначалу было трудно – польский офицер-артиллерист несколько раз переспрашивал, слышимость была отвратительной, да и пристрелочные шестидюймовые «чемоданы» ложились совсем в стороне, – но после пятого снаряда дело пошло. Шестой лег уже совсем рядом с высокими силуэтами М48. Анджей даже мысленно поблагодарил американских конструкторов, спроектировавших такой танк, высотой почти что в ширину, больше трех метров. И скомандовал накрытие. После третьего восьмиорудийного совместного залпа двух батарей, встававшего высоченными столбами огня и земли каждую минуту, американцы начали сниматься с позиций. До полного их отхода две батареи сделали семь залпов, Анджей насчитал на оставленных позициях шесть подбитых и три полностью уничтоженных танка и одиннадцать подбитых БТР. Сообщив по радио, что американцы отходят и пора прекратить огонь, поручик вылез из пахнущей гарью машины. Надо было дождаться подхода своих, идти за американцами пешком, без радиосвязи, всего с десятком пехотинцев было бы глупо. Да и не мешало бы выяснить, что случилось с плютоновым, который как-то смог выиграть для экипажа поручика такие драгоценные несколько секунд.

Плютоновый нашелся через минуту, он ковылял с автоматом на шее, опираясь на РПГ-2. Подошел к Анджею и на его вопросительный взгляд устало, совсем не по форме доложил:

– Подвернул ногу, пся крев, когда от вспышки падал. А ребят моих эта американская курва из пулемета распластала на куски. Не успели мы до позиции добежать, простите, пан поручик. Это уже потом я смог по нему из РПГ гранату выстрелить, когда его какие-то самолеты обстреливать стали. Надо бы оружие у ребят собрать, да и их самих прибрать не мешало бы.

– Сиди, я сам распоряжусь, – тоже по неуставному ответил ему поручик. – И спасибо тебе, если бы не твой выстрел, убил бы нас этот «паттон». И потом, не знаю, сколько бы еще поляков погибло бы, видишь, американцы ушли, потому что мы огонь наших самоходок корректировали, вон смотри, сколько этих курв наколотили. Так что не зря твои ребята погибли.