Цена ошибки

– У меня есть деньги, много денег, я отдам их все, только выпустите меня отсюда.

– Да уж, – Отодвигаясь назад, протянул Арагонов, – Видите ли, сударыня, деньги меня мало интересуют, а если бы интересовали, то позвольте спросить, зачем мне было Вас арестовывать? Я бы и так с Вами договорился. Так что неудачно Вы решили меня подкупить.

– Я ни в чём не виновата.

– Да Вас пока никто в чём-то конкретном не обвиняет, Вам лишь вменяют соучастие. А следствие установит Вашу вину в том или ином объеме.

– Господин Арагонов, я еще раз прошу принять моё предложение.

– Видите ли, госпожа Агафонова, я не беру взятки и не договариваюсь с убийцами, а если Вы еще раз попробуете мне что-то предложить, я заведу на Вас дело о должностном подкупе, а проще говоря взятке и Вас всё равно отправят на каторгу. Простите, но мне некогда с Вами тут рассиживать, есть дела поважнее. Так что наберитесь мужества и сознайтесь в содеянном.

– Мне не в чем сознаваться.

– То есть деньги Вам есть за что мне предлагать, а сознаваться не в чем?

– Деньги я предлагаю за то, чтобы меня отсюда выпустили, я не могу находиться в камере с этими людьми.

– Привыкайте, на ближайшие пятнадцать лет эти люди и будут Вашими близкими сотоварищами. Если, конечно, Вы доживете до конца своего срока.

– Какого срока? Я ничего не совершала!

– А вот господин Сотников считает иначе, вот почитайте, – Арагонов вынул из папки признание Сотникова и протянул в руки Агафоновой.

Несколько минут она внимательно изучала написанное и после бросила листок в сторону, схватилась ладонями за лицо и громко зарыдала: – Господи, за что? Ну чего мне не хватало?

– Вы не у Бога спрашивайте, а у себя, сударыня. Хотя какая Вы к чёрту сударыня, – Поправил себя Арагонов, – Вы обыкновенная убийца, которая своим молчаливым согласием привела к смерти нескольких, абсолютно ни в чем неповинных людей. Теперь слушайте меня внимательно, я даю Вам шанс на снисхождение, который выльется для Вас снижением каторжного срока. Вы пишете чистосердечное признание, и я похлопочу, чтобы Вас отправили не так далеко и не на долго. Вы не нажимали на курок, а это уже иная статья. Так как, по рукам?

– Сколько мне грозит?

– Пятнадцать лет, в лучшем случае. Убийство двух и более лиц, есть отягчающие, плюс группа лиц по предварительному сговору. Деньги еще эти. Ваши друзья, если можно их так назвать, будут гнить на каторге до конца своих дней. Но я дворянин, и обещаю, что, если Вы пойдете на сделку со следствием, Вам реально скостят срок и устроят более мягкие условия отбывания наказания.

– Хорошо, я не буду более с Вами спорить, покажите, где нужно расписаться?

– Нет уж, Вы сами, собственноручно всё изложите на этой бумаге и подпишетесь под тем, что написали. Таков порядок, – Арагонов придвинул к ней чернильницу и несколько листов бумаги.

– И да, у меня один вопрос остался, – Арагонов обошел её сзади, – Где по- Вашему может находится Ваш муж?

– Я не знаю, ей Богу не знаю. Всё пошло совсем не так, как мы предполагали.

– Я это уже понял, но может быть он догадался о Вашем плане и скрылся где-то у друзей? А может у Вас есть другие поместья?

– Нет у нас поместья, и у друзей его нет.

– Ладно, Вы пишите, а я пока схожу покурю. И прошу Вас, постарайтесь внимательно отнестись к деталям.

– Боже, какая я дура, – Агафонова снова разрыдалась.

– Дежурный, – Крикнул Арагонов, – Последи за дамой, пока я покурю.

– Слушаюсь, Ваше Высокоблагородие.

Мурзин что-то тщательно заносил в формуляр. Его язык то и дело описывал круг по губам. Игнатьев отречённым взглядом смотрел в окно, за которым виднелось облачное небо и ржавые крыши ближайших домов.

– Ну что, господа, Агафонова пишет признание, – Заявил вошедший в кабинет Арагонов.

– Ба! Во дела, – Воскликнул оторвавшийся от дела Мурзин.

– Неужели призналась? – Спросил Игнатьев.

– У неё не было выбора. Недолго сопротивляясь и предложив мне откуп, она поняла, что её подельники начали сдаваться, после чего пролив несколько капель горьких слёз, она всё-таки согласилась на чистосердечное.

– Одним словом – женщина, – Заключил Мурзин.

– Нет, братец, не все женщины так быстро сдаются, некоторых не сломать. Просто к каждой подход свой нужен. Для Агафоновой это лишение её привычной обстановки, в которой она жила с рождения.

– Можно колоть дырочку на мундире? – Вставил Игнатьев.

– Рано, Федор Михайлович, у нас нет главного признания, исполнителя. Того, кто своими руками совершил сей грех. А он, как мне показалось, не из робкого десятка. Да, безусловно, что показания двух против одного для суда предостаточно, но я бы хотел их услышать из его уст.

– И как Вы этого добьётесь? – Спросил Мурзин.

– Поживём – увидим. Нужно сыграть на чём-то. А вот на чём, пока не знаю. Он третий день сидит без допросов. Скорее всего уже придумал себе отговорки.

– Но ведь нужно было его допрашивать в первые дни, сломать его, так сказать.

– Нет, с этим так просто в такую игру не сыграешь. Тёртый калач. Его измором не возьмёшь. Его смекалкой надо добивать, – Закуривая папиросу ответил Арагонов.

– Есть предложения? – Поинтересовался Игнатьев.