Цена откровения

Парень тоже, наверное, был обеспеченным, раз его поместили сюда.

Надежда Федоровна осторожно прошлась шваброй возле кроватных ножек. Не дай бог задеть! Пациенту может быть больно. После такой операции комар на грудь сядет – почувствуешь.

Так она думала, постепенно смещаясь со шваброй к выходу.

– Пить… – вдруг услышала она тихий шепот. – Пить…

– Очнулся! – обрадовалась она, семеня к кровати. – Сейчас я медсестру позову. Она знает, что делать.

Веки парня медленно опустились и снова поднялись. Понял, значит.

Медсестра велела уборщице подождать в коридоре.

– Сейчас я поменяю ему капельницу, дам воды. Потом продолжите. Окей?

Надежда Федоровна согласно покивала, хотя понятия не имела, что это за слово такое «окей». Она встала, как часовой, возле палаты. Знала: времени медсестре, чтобы поменять капельницу и дать воды пациенту, понадобится немного. Смысла перебираться с ведром и шваброй в другую палату нет. Метаться на старости лет по коридору ни к чему. Подождет.

Медсестра вышла через три минуты, наверное. Она зевнуть как следует не успела. Молодец девочка. Надо будет ее похвалить при случае перед заведующим. Он нет-нет да прислушается.

– Вы, – часто любил он повторять, – у меня, Надежда Федоровна, серый кардинал…

Что это означало, она не имела представления. Но думала: что-то хорошее. Похвала такая. Заведующий отделением в этот момент очень хитро щурил глаза и смеялся. А иногда со смехом и пальцем ей грозил.

Надо будет похвалить девчонку.

– Заходите. Я закончила, – выпорхнула девушка из палаты.

И пошла с пустым пузырьком по коридору.

Надежда Федоровна сунулась в палату. Парень, видимо, снова уснул. Лежал с закрытыми глазами. Она быстро закончила с мытьем полов. Протерла подоконник, тумбочку, перешла к кроватным спинкам. И ведь едва коснулась, а он глаза открыл.

– Прости, прости старуху, – взмахнула она руками. – Разбудила.

– Нет, – еле слышно произнес он.

Кадык его нервно заходил вверх-вниз, будто бы он задыхался.

– Тебе плохо? – переполошилась Надежда Федоровна. – Позвать кого?

– Нет. Не надо. Посидите со мной, – неожиданно попросил парень. – Как бабушка…

Она растерялась. До конца смены всего ничего, а она еще три палаты не убрала. И она не знала, что значит «как бабушка»? У нее не было никого: ни детей, ни внуков. Надо же говорить что-то, утешать. А она не умела. Но все равно подтащила стул от стены. Села рядом с кроватью и взяла парня за руку.

– Рука-то у тебя какая – крепкая, сильная, – похвалила она, не зная, как продолжить.

– А машину не удержала. Улетели с трассы, – плаксиво отозвался он и легонько сжал ее пальцы. – Иван Васильевич погиб. Я знаю. Помню, потому что недолго был в сознании.

– А Иван Васильевич – это кто? – пробудился в ней неожиданный интерес.

– Это управляющий нашего банка. – Он вдруг зажмурился, его лицо сморщилось. – Он бросился на меня. Неожиданно бросился! И я не удержал руль.

– Бросился? Как же это, милый мой? Ехали, ехали, и он бросился? Плохо ему стало, что ли?

Наверное, она не должна так с ним разговаривать. Бабушки так не разговаривают, наверное. Они утешают и не пристают с вопросами, не заставляют своих внуков плакать. А парень-то заплакал. Руку ее тискает, плачет и шепчет все, шепчет.

– Он обо всем догадался. Он все понял… – лопотал он срывающимся на сип голосом, а слезы текли и текли. – Он начал задавать мне вопросы. А я сказал, что он тоже виноват… И он захотел меня ударить. Полез… Он сам виноват!

Парень сделал попытку приподняться, застонал и, закрыв глаза, затих.

Она перепугалась и снова побежала за медсестрой.

– Вы что это, возле него сидели? – Медсестра подозрительно глянула на стул, который Надежда Федоровна впопыхах забыла убрать. – Зачем?

– Он попросил. За руку его держала.

– И разговоры говорили! – недовольно фыркнула девушка, поправляя что-то в подвешенных пузырьках с лекарствами и проверяя у парня пульс. – Нельзя ему сейчас много говорить. Вообще нельзя. Доктор даже полицию к нему не допустил. Слаб он еще очень. А вы… Ох, Надежда Федоровна, Надежда Федоровна, вот пожалуюсь я на вас заведующему отделением.

Жаловаться-то она на старую санитарку не станет, мелко это. Мелко и нехорошо. А вот Надежда Федоровна хвалить медсестру точно уже не будет. Не заслужила та ее похвалы.

Она быстро закончила с уборкой на этаже. Спрятала инвентарь в кладовку, переоделась, вышла оттуда и едва не столкнулась с какой-то медсестрой, медленно толкающей перед собой тележку с медикаментами.

– Здрассте вам, – подоткнула она бока кулаками. – Это откуда вы такие будете?

Хотя лицо девушки было почти полностью скрыто под медицинской маской, а на голове красовалась белоснежная шапочка, Надежда Федоровна могла поклясться, что медсестра из новеньких.

– Добрый вечер, – приостановившись, медсестра покрутила головой. – Где тут у вас сестринский пост? Просили доставить лекарства из хирургии.

– А, так ты из хирургии, милая. А то я смотрю, не наша будто. – Надежда Федоровна, вцепившись в ее локоть, развернула девушку на сто восемьдесят градусов. – Тебе во‐он туда. В конец коридора. Там сестрички наши…