Цена отсечения

Нет. Вопреки обдуманным планам и заготовленным схемам она принимает другое решение. Спасительное для себя, не обидное для него и длящее общение – для них. Пускай Иван приносит ей отчеты, расспрашивает про маячок; она будет старательно во все вникать, как настоящая отличница, поддакивать и поддерживать тему; но сердце свое закроет. А сама пойдет к Забельскому, одна пойдет, без Вани, и обсудит линию своего судебного поведения.

Они решили дерзко смешать ресторанные карты, закуски взять с французского стола, круглые устерсы из Бретони, бургундские улитки, к ним беспечный «Дом Периньон». А на горячее – пусть принесут украинского борща с пампушками и киевских котлет, и полграфинчика замороженной водки. Да, после шампанского. Да, голова заболит. Но это будет завтра. А нынче гуляем. Тогда, в катастрофическое утро, она дала отбой диете – от безнадежной тоски; сегодня – от рискованной радости; минус на минус обязательно даст плюс, она потом опять похудеет, а распавшаяся жизнь возьмет вдруг и полностью восстановится.

Официант, приземистый, в очочках, пожал плечами, но безропотно принял кошмарный заказ. Только на просьбу подать еще и пармской ветчины с мелоном внушительно, но очень тихо возразил:

– Этот ваш заказ – специфический.

– Не поняли.

– Я говорю, что специфический ваш заказ.

– А что вы имеете в виду?

– Я то имею в виду, что лично я вам это брать не советую. – Тут он вовсе перешел на шепот.

Жанна попыталась отшутиться: «А вы уверены, что дыня и впрямь плоха?», но услышала гордый ответ:

– Если вам официант говорит, это что-нибудь да значит.

Ветчину они брать не стали. Уплетали закуски за обе щеки; Ваня передразнивал официанта; краем глаза она заметила: официант из угла наблюдает, и очень ему эта сцена не нравится. Вообще, еда – событие интимное; жующий человек всегда чуть-чуть смешон, как неуемный кролик с жадными и жалкими глазами. И либо ты скрываешься за светским ритуалом, – спина прямая, разговор сухой, окаменелая улыбка, взгляды упираются друг в друга и держат равновесную дистанцию, – либо так доверяешь себя собеседнику, что дальше некуда, ты ешь при нем. И он доверяет тебе. И тоже ест. В постели человек еще смешнее; со стороны все эти странные трения, судорожные вздохи, комедийные стоны должны казаться дикими; но кому они нужны – со стороны? Двое так доверились друг другу, что согласились наплевать на мир; им не смешно, их тянет, как магнитом; им по одиночке тесно, а как только сольются – просторно… Но впрочем, что это она?

Родители Ивана были костромские, мама корректор, а папа печатник, работал в областной типографии, должность называлась метранпаж; смешно, как придворное звание. Павел Иванович Ухтомский, метранпаж. Папа выхватывал из ящичков длинные свинцовые палочки, похожие на толстые спички – вместо спичечной головки на конце была отдельная буква. Он быстро-быстро защелкивал буквы в тяжелую форму, справа налево, в зеркальном порядке. Ваню сажали сбоку, на верхней ступени стремянки; он часами сверху наблюдал, как форма зарастает литерами, становится похожей на свинцового ежа. Мощная железная страница. Папа иногда дарил ему свежий оттиск: восемь страниц на огромном листе, в перепутанном странном порядке; если сразу провести пальцем по краю строки, протянется серый след, а через пять минут краска просохнет, и тут уже води не води, ничего не смажешь.

А дедушка Ухтомский был офицер, из железнодорожных войск. Строил до войны КВЖД, поэтому его и не сослали: куда уж дальше? дальше некуда. Потом сражался; снова строил – в Казахстане, на Урале и в Сибири; вышел в отставку, поселился у родителей жены и пошел вести начальную военную подготовку в школе. Обычная майорская судьба. Поведение при ядерной атаке, сборка и разборка автомата, строевая подготовка оглоедов, лукавая симпатия девчушек: ой, Иван Иваныч, а как вот эту штучку вставлять в автомат? но ведь пружинка выскакивает! какой вы ловкий, Иван Иваныч!

Жанна спросила, в каких гарнизонах служил его дедушка; Ваня перечислил что знал. Иван Иванович рассказывал ему про Верхотурьинск, он там жил среди уральских сопок; служил на Сахалине, посреди икры, и растолстел; когда перевели на остров Русский, пешком ходил по льду из Владивостока – ветер дул такой, что однажды он выронил чемодан, и чемодан, как шляпу, унесло… До Томска дед не добрался, но зато служил в Новокузнецке. Примерно там же, где впоследствии служил полковник Рябоконь; траектории их судеб прошли через одни и те же точки.

Нахлынули приятные воспоминания и тут же схлынули; Жанну слегка задело, что Иван опять ускользнул от вопроса, где учился, как начинал детективный бизнес, на чем процвел. Хвостиком вильнул, плавник перенацелил, стал расспрашивать про Томск, про их знакомство со Степаном; хитрован. Да, про начало бизнеса говорить никто не любит; нетрудно догадаться почему. Но здесь хотелось полного доверия; жаль, что не случилось.