Цена победы

Первое заседание носило скорее осведомительный характер. Виктор хотел, чтобы все в зале поняли, что такое суд присяжных, поэтому Вертон зачитал приказ совета об учреждении суда и о его функциях. Потом пригласили заключенных. Их привели гвардейцы и поместили в деревянную клетку, установленную у стены зала. В клетке были скамейки, так что там они могли сидеть довольно удобно. Четверо же гвардейцев постоянно несли вахту перед их клеткой. Заключенные же выглядели скорее удивленными подобным судом, чем испуганными. Всего их было двенадцать человек. Двое управителей, активных участников и руководители. Один штурмовал дворец, а второй вел людей в тыл обороняющейся армии. Четверо их помощников. Еще один чиновник, который знал о готовящемся бунте, но не сообщил о нем. И остальные трое мелкие участники бунта, хотя и не рядовые. Их в суд ввели только ради одной цели, чтобы помиловать, доказывая, что суд выносит не только смертные приговоры. Еще беседуя с каждым из присяжных, Виктор намекнул, что не будет против, если эти трое, не такие уж и виновные, будут помилованы. Присяжные поняли все правильно. После чего на весь процесс их поселили в одной из комнат дворца под охраной гвардии с приказом никого к ним не допускать, даже короля. Гвардейцы прекрасно знали, как Виктор относится к тем, кто плохо понимает его распоряжения или нарушает их, поэтому можно было быть уверенным, что они действительно никакого не пустят. Даже Греппа или самого Виктора.

Вертон поднялся из своего судейского кресла, и после воцарения тишины, принялся зачитывать обвинения. Потом представил защиту и обвинителя. Защитниками стали двое из управителей, друзья обвиненного. С ними тоже Виктор провел разъяснительную беседу, сообщив о тех правилах, которых необходимо придерживаться в суде. На них он давить не пытался. Да и не надо было это. Чем искренней они будут защищать, тем лучше.

Первые три дня была обычная организационная рутина, связанная с тем, что подобный суд на планете устраивался впервые. Еще не было той четкости, которая присуща хорошо отлаженному механизму. Многие вопросы приходилось решать с учетом местных специфических условий, и о которых Виктор не подумал заранее. Впрочем, предвидя подобное, он оставил Вертону довольно приличное поле для импровизации и маневра.

Только через неделю приступили собственно к суду. Начался вызов свидетелей. Сначала солдат, которые рассказывали о бое перед городом с армией фэтров. Как они сражались, защищая город. Конечно, это было не по правилам, эти люди к процессу не имели никакого отношения, зато создавали в глазах людей мнение, что вот пока они сражались, некоторые тут власть захватывали. Но суд еще только появлялся, и правил не было, поэтому Виктор прибег к этому маневру с чистой совестью. Защита, правда, попыталась сбить солдат разными вопросами на тему защиты людей, города и короля, которого, собственно, никто не признавал. Но зрители защитников освистали. Раздались крики, что Грепп наш король. Пришлось вмешаться Виктору, поскольку Вертон почему-то растерялся, и потребовать тишины и уважения к защите. Потом защитников попросил быть более уважительными к королю. Впрочем, сами защитники теперь воздерживались от любых нападок на Греппа или Виктора, сообразив, что симпатии людей вовсе не на их стороне.

Потом пошли вызывать людей, уже непосредственно принимавших участие в бунте или его подавлении. Вызвали и новопроизведенного фэтра. Виктор же предложил вызвать и Линку с Хонгом, по поводу чего у него состоялся настоящий бой с Велсой и Алуром, которые требовали оставить их в покое.

– Ребята и так натерпелись сверх меры!!! – кричала Велса. – Хочешь кого вызвать свидетелем, вызывай меня!!!

Однако спор разрешила сама Линка, которая робко согласилась выступить. Глядя на нее, огласился и Хонг.

Выступление этих детей с рассказом о том, что творилось во дворце во время хозяйничанья там бунтовщиков, по сути, решило дело. Даже если бы Виктор не позаботился об исходе суда заранее. Линка рассказывала все честно и с той непосредственностью, которая свойственна всем детям. Многие в зале плакали, слушая, как «нехорошие дяди врывались ко всем, грабили комнаты и убивали, а потом говорили нехорошие слова».

– Я чувствую себя последним негодяем из-за того, что заставил Линку и Хонга пережить все это заново, – признался Виктор Алуру.

– Рад, что ты хоть это сознаешь, – мрачно ответил он.

А еще через неделю Виктор принес Греппу на подпись листы с приговорами – семь со смертными и трое приговаривались к изгнанию.

Грепп долго и старательно читал все листы. Вообще-то, читать он научился только месяца три назад и делал это все еще довольно медленно. Но Виктор подозревал, что долгое чтение бумаг вызвано совсем не этим обстоятельством. Как бы подтверждая его мысли, Грепп поднял голову и посмотрел на Виктора.