Цена покорности

— Не знаю. Я совсем тебя не понимаю. Вроде бы только все стало ясно, и снова какие-то сложности.

Я таки застучала зубами об чашку. Кроме неуверенности и страха было еще и холодно немного. Зря пренебрегла халатом. Кирилл все равно на меня едва смотрит.

Вместо объяснений он встал и пошел в гостиную. Вернулся с пледом, который накинул мне на плечи.

— Не мерзни, — бросил кратко, а себе плеснул из бутылки еще.

— Я стараюсь быть для тебя хорошей, — проговорила обиженно, не желая оставлять разговор.

— Я вижу, детка. Я ценю это, правда. Не в тебе дело. Это я наделал дел. Так хотел тебя поиметь, что ни черта не помнил, не видел, не думал. Это моя ошибка. Я признаю ее.

— Но все можно исправить. Правда?

Я взглянула на него смело, готовая хоть сейчас закончить то, что он начал.

— Да, думаю, можно, — согласился Кирилл. — Но теперь мы будем двигаться медленно. Постепенно.

Я не уверена, что меня это обрадовало. Кирилл тоже выглядел не очень здорово. Иррациональное желание утешить заставило меня протянуть руку и коснуться его пальцев.

Салманов вздрогнул, но руку не убрал. Меня обжег его взгляд. Пронзительный, очень внимательный.

— Расскажи мне, — потребовал он. — Что ты чувствовала. Я должен знать.

Я сглотнула, не зная, как начать, но все же выдавила:

— Все было не так плохо на самом деле. Особенно до… До того, как стало больно.

Салманов взял меня за руку, погладил, отпустил, чтобы снова запустить пятерню в волосы, склонил голову, забормотал себе под нос проклятья.

— Могло быть и хуже, — выпалила я, чтобы он не терзался так. Сил не было смотреть на эти мучения.

Кирилл печально усмехнулся.

— Но могло быть и лучше. Тебе ведь не с чем сравнить, — подметил он.

— Вообще-то есть, — решила я быть до конца откровенной.

— Дело в том, что я не совсем девственница.

— Что?

Глаза Кирилла стали размером с блюдца, а лицо вытянулось огурцом. Я два сдержалась, чтобы не захихикать. Да, мужик, такие дела. Со мной ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Боже, как же приятно ошарашивать его вот так. Я, наверно, больная. Или это его шиза заразна?

Салманов сдавил переносицу пальцами.

— Дарин, давай уже по порядку и без шуток. Я чувствовал преграду, и кровь на члене мне не приснилась. Тебе было больно, в клубе уверяли, что ты девственница. И как понимать — не совсем?

Я закусила губу, пытаясь объяснить как-нибудь попроще. Все же это женские дела. Каким бы он не был опытным отмороженным трахалыциком-доминантом, может не понять.

— Понимаешь… Фух. — Я отхлебнула какао, набираясь смелости. — У меня был парень еще в школе. На выпускной его родители уехали на дачу, и мы… выпили, а потом…

— Я понял, — рявкнул Кирилл.

— В общем, у нас не очень получилось. Или совсем не получилось. Я не помню уже толком. Только, что мне было больно, а он не стал настаивать. Потом мы попробовали еще раз и… То же самое. Он сказал, что я во всем виновата. Мы поссорились, разбежались, и больше я не переходила грань с другими. Вот.

— Боялась?

— Да. Нет. Не знаю.

Я снова хлебнула, чтобы не пояснять. Одно дело откровенничать с ним о девственности и совсем другое рассказывать, почему у меня толком не было отношений. Пусть думает, что из-за страха, да.

Кирилла моя история не сказать, что очень взбодрила, он продолжал хмуриться и крутил пустой стакан.

— В общем, то, что делал он, и сделал ты — как небо и земля. Мне было больно, да. Но не так, чтобы очень. Я… Мне… Короче…

Красноречие покинуло, оставив мне смущение и стыд. Глупо стесняться теперь, после всего, но я краснела как рак, не в силах договорить. Опять топила глаза в чашке, чтобы не смотреть на Кирилла.

— Что? — подбодрил он. — Скажи мне.

— Я не хотела, чтобы ты останавливался.

— Я сделал тебе больно, Дарин. Удовольствие часто можно получить и через болезненные стимуляции, но я понятия не имею, что делать с девственницей. У меня не было невинной. Никогда. Я оказался не готов к такому открытию. Единственное, что пришло в голову — это прекратить.

— Понятно.

— Эй, иди-ка сюда.

Кирилл пересадил меня себе на колени. По пути с меня скользнул плед. Он поймал и снова укутал, как ребенка, прижал к себе. Сразу стало теплее.

— Я не хотел останавливать тоже, маленькая. Но так надо. Не в тебе дело.

— Да, это хорошо, что не во мне. Но ты ведь не сказал. Просто ушел. Я не знала.

— И это снова моя ошибка, да. Я бы наделал дел, если бы остался.

— Ты пришел ко мне даже после наказания.

— Я должен был тебе объяснить тогда.

— А сейчас?

— И сейчас объясняю. Как только сам разобрался. Сделай скидку, я впервые в такой ситуации. И вообще! — вдруг вспомнил Салманов. — Ты моя. Я денег платил.

— Ладно, — отпустила я ему грехи. — Этот аргумент беспроигрышный.

— Я не отношусь к тебе, как к игрушке.

— Да, я вижу это. И ценю. Спасибо.

Тепло объятий и запах ароматного алкоголя успокаивал, убаюкивал. Или это какао? Кирилл баюкал меня, как маленькую, ласково шептал:

— Ты спишь, девочка. Я совсем тебя измучил.

В ответ только зевнула. Он поднялся вместе со мной на руках, понес спальню, там положил на кровать, укутал.

— Спи, девочка. Отдыхай. Можешь не вставать завтра.