Цена предательства

Четвертый день. От Рема почти ничего не осталось. Живот, кажется, обтягивает позвоночник, ребра, обтянутые сухой кожей, торчат как мертвый остов корабля, тазобедренные кости — как его крутые борта. Сегодня я с волнением заметила, что ардорец, все еще находясь без сознания, вдруг начал приоткрывать глаза в ответ на мой голос. В некоторых случаях он даже произносит те или иные слова и звуки. Правда, речь чаще всего бессвязна. У меня появляется надежда.

Пятый день. Надежды нет. Без изменений. Я наконец поняла, что это все — это конец. У меня нет больше сил, я знаю, что последний вздох Рема будет началом моего конца. Я взяла нож. Он мой раб, он обязан почувствовать мою боль как бы далеко он ни находился. Глубоко режу себе ладонь. То была последняя, отчаянная попытка подкупить судьбу. Вздрагиваю от боли. Не прекращаю говорить с Ремом, приказываю — «Вернись, вернись, вернись…», новый надрез, вздрагиваю, вместе со мной вздрагивает Рем, новый надрез, глубже, течет кровь, текут мои слезы, снова режу руку… Смотрю на раба — его глаза открыты, смотрят на меня. Его взгляд затуманен, зрачки расширены, я смотрю в его фиолетовые глаза и вижу как медленно, как будто издалека в его открытые глаза возвращается сознание…

— Ты вышел из комы, ты вернулся, — тихо шепчу, на руку Рема закапали слезы, он смотрит на меня не отрываясь, я плачу.

Тут я с широко раскрытыми, счастливыми глазами наклонилась к нему тихо и вдруг, быстро схватив его за голову, прижала ее к своей груди и сказала:

— Теперь весь, весь мой, мой, понимаешь! Не уйдешь! — Темные глаза на бледном как воск лице с недоверием смотрят на меня…

Рему лучше. Сначала он приходит в себя на пару часов в день, затем это время все больше и больше увеличивается. Ночь. Я лежу около моего любимого. Мы не спим. Слышится его тихий, слабый голос:

— Мира

— Ммм…

— Ответь мне на один вопрос, — сказал он. — Ты сделала это только из жалости?.. Или это…

Я взглянула на него, он лежит на спине, поворачиваться он еще не может, сил нет, смотрит в потолок. — Потому что я твой раб и важен для твоей страны и…

— Нет, — выдавила я с трудом.

— Не из жалости?

— Нет…

Рем застыл, словно окаменел. Он затаил дыхание.

— Почему же тогда? — спросил он так тихо, словно боялся упасть в пропасть. — я тебе тогда столько всего наговорил, ты должно быть так меня теперь ненавидишь…

Я продолжала смотреть на него. Теперь я была совершенно спокойна, я на своем месте, около своего мужчины.

— Не из жалости, не из-за Креландии, а по любви… — прошептала я.

Я нависла над ним, он был так хрупок и слаб, что я старалась держать свой вес на руках, я приблизила свое лицо к его лицу, глаза к глазам, заглянула ему в душу и сказала:

— Рем, пойми, ты мой мужчина, МОЙ, мой господин, моя жизнь! То есть, ты — это весь мой мир. Весь мой мир. Все основано на тебе, потому что ты — фундамент моей жизни. Я без тебя умру!

Рем промолчал. У него был такой вид, будто он ожидал удара дубинкой, а вместо этого попал в объятия. Он боялся даже шевельнуться, но тем не менее казалось, что он растет. И тут я увидела, что одинокая слеза стекает по его щеке.

— Любовь моя, жизнь моя — прошептал он, с трудом шевеля распухшими губами.

— Нет!

— Проклятье, не поступай так с собой!

— Ты не можешь меня спасти! — крикнул он.

Вот уже несколько часов мы спорим. Рем, слабый, но уже не умирающий, лежит на кровати, бешено вращает огромными глазищами.

— Ты не понимаешь, мы должны бежать! — я повторяю, как заведенная одно и то же;

— Да, согласен, но побежишь только ты! Одна! Посмотри на меня! Куда мне бежать, я даже ползти не могу! Мира, ты обязана бежать из дворца, как можно скорее!

Когда я вновь заговорила, мой голос был лишь слабым шепотом:

— Не поступай так со мной. Не заставляй меня убивать тебя. Не делай этого со мной.

Рем зажмурился. Покачал головой.

— Я ничего с тобой не делаю. Я пытаюсь тебя спасти.

— Делаешь. Делаешь! — В моем голосе послышался всхлип.

— Мира…

Стон отчаяния, раздавшийся в комнате, был очень четким:

— О… Создатели. Знаешь, мне плевать. Да, да, как и тебе. Давай, прикончи самого себя. Прямо тут! Заставлять меня бежать одну — это же просто самоубийство!

Я отвернулась, заплакала. Пойду, погуляю по дворцу, он опять задумал бросить меня…

— Создатели! — Он потер лицо. — Мира! Проклятье, стой…

Увидев, что я ухожу, Рем, с трудом разбрасывая одеяла, кое-как с ревом выкарабкался из постели. Не самый удачный ход. Когда его бессильный ноги коснулись ковра, он всем телом полетел на пол, и я едва успела сделать вдох, прежде чем он упал лицом вниз.

Я с криком отчаяния, подбежала к нему. Обняла, положила его голову себе на колени, он задыхается от слабости, все его тело дрожит:

— Мира, любимая, я еще очень, очень долго не смогу никуда бежать, я буду тебе обузой…Я, я просто не доползу до твоего лабиринта…Беги, спасайся. Молю тебя…

Я грустно покачала головой, он, слабый как котенок, рассердился;

— Пойми, глупая, сам я могу вынести боль, свою собственную, но не мог бы вынести твою. Для этого потребовалось бы куда больше сил, чем есть у меня. Беги!