Цена предательства

Едем дальше. Наконец мы спешились. Дальше пойдем пешком, до лагеря не далеко. Плащи мы оставили в седельных сумках, на нас черные, неприметные одежды. Легли, дальше ползем, я вся мокрая, вымазалась в грязи, на зубах хрустит земля. Перед нами креландский лагерь. Началось ожидание. Начинался рассвет, похолодало, по земле стелился промозглый серый туман. Меня всю колотит — от холода и от страха. Мы так отчаянно спешили. А сейчас все словно остановилось. Мы все наготове, как затишье перед бурей… Я помню, Рем как-то рассказывал однажды, что когда солдаты на смерть идут — они поют, а перед этим плачут, но самый страшный час в бою — час ожидания атаки. Помнится, я тогда ему не поверила, посмеялась, что ардорцы все же странные существа, а теперь… Теперь я поняла… Все вокруг меня было нереальным, паника охватила меня, я еще никогда не видела как разумные существа убивают друг друга. Смогу ли я пошевелиться в решающий момент? Надо отдохнуть, сердце в моих ушах стучало так громко, что я боялась привлечь караульных этим грохотом. Я закрыла глаза. В моей голове звучала торжественная музыка, которая становилась все громче и отчетливее. Что это? В лагере торжества? Приехал император? Я в ужасе оглядываюсь вокруг, мои помощники лежат на своих местах, не проявляя признаков волнения. Надо успокоиться. Наконец, я поняла, что это было во сне…

Солнце поднялось уже высоко, и утренний туман растаял. Клокочущий северный ветер нес белые клочковатые облака, хлопал флагами и знаменами на темно-зелёных палатках. Лагерь ожил — то и дело появлялись всадники. Вдоль широкой утоптанной многими ногами дороге тянулись груженные повозки в центр лагеря и пустые — в обратном направлении. Я вздрогнула, мне показалось, что я увидела Томеррена, он подошел к поляне, где под большим деревом стояла самая главная палатка. Зашел внутрь. Туда-сюда ходили солдаты. Сколько же их тут. Эта последняя мысль погасила надежду… Мы ждем. Ничего не происходит. Может миррийцы и не нападут вовсе… Глупая идея, что я делаю здесь? Я должна скакать по направлению к югу, в тепло и безопасность… Ледяной вечер, ночь… Лагерь освещается факелами. На площади у центральной палатки с толстой ветки свисает ремень, на котором подвешен закрытый сверху фонарь, бросавший на траву круг неяркого света, неразличимые во мраке деревья шелестят.

Тут на луну наплыло большое облако, а когда она вынырнула, мы все услышали конский топот и увидели темные силуэты всадников, быстро скачущих со стороны Тракта. В свете луны поблескивали наконечники копий и мечей. Где-то в креландском лагере запела труба — «Атака!». Число нападавших трудно определить, но мне кажется, что их намного больше, чем имперских солдат. Мои сопровождающие было вскочили, но были остановлены повелительным жестом Завура: — «Рано еще». Мы, напряженные, ждем.

И в это время раздались дикие крики. Ряд за рядом надвигались нападающие миррийцы, что-то выкрикивая гортанными голосами, вражье войско росло, разливалось по лагерю, раздался звон мечей, жуткие хлопки ручных орудий. Имперские солдаты, ошеломленные внезапным нападением, рассыпались по лагерю, как искры, разнесенные ветром. Все смешалось, непонятно кто где. Ряды защитников лагеря сломались, люди в страхе разбегаются, некоторые бросают оружие, хватают орудия, другие, громко крича, бегут на врага. Вспыхнул пожар. Миррийцы — маги менталы, атакуя, заставляют противника чувствовать сильнейшую панику, снова перегруппировываются, снова атакуют, креландцы палят из ружей душераздирающими, рвущими уши залпами, прорываясь через строй противников, оставляя их умирающими и вопящими.