Цена предательства

Я наслаждалась беспамятством. Красная волна острой боли, не моей боли, охватила меня и, кроме того, почти подсознательно, я чувствовала, что должна придти в себя и позаботиться о чем-то. По какой-то причине, которую я не могла осознать, голова моя качалась взад и вперед, еще увеличивая в ней боль; я попыталась удержать ее и не смогла. Может я в плену, может меня схватили? После очень недолгого, как мне показалось промежутка времени, я осознала, что, я не связана, меня кто-то несет на плече, моя голова болтается, ударяя кого-то по заднице. Я сползла ниже, кто-то проворчал, подтянул меня выше. Что произошло? Кто меня тащит? Куда? Мои спотыкающиеся мысли шли вперед, медленно, неуверенно. Где Рем? Что-то случилось с ним; помню, кто-то ударил его. Что еще? Кто-то ударил меня. Все произошло так быстро, что я и опомниться не успела. Позже я буду воспроизводить все снова и снова, растягивая момент до бесконечности, переживая его… снова и снова. Пытаясь найти ошибки, найти виновного, но сейчас… Я застонала, пошевелилась. Человек тут же остановился, осторожно снял меня с плеча, положил на землю:

— Миледи Мира…

Лицо у Лахана стало каким-то помятым. Казалось, за несколько часов он постарел на двадцать лет:

— Была засада… убиты… схвачены… — Мое воспаленное сознание выхватывало отдельные слова, — предательство… Милорд в плену… — Я кричала и вырывалась, ударил по голове, был приказ сохранить, сберечь…

В голове что-то взорвалось:

— Как ты мог! Ты ушел! Не помог, бросил своих людей, друзей! — У Лахана стал землистый цвет лица, и весь он был какой-то серый: — Это ты предатель!

— Владыка приказал, я не мог ослушаться…

— Какой Владыка! Что за чушь ты несешь!

Дальнейшее было как в тумане, наверное это из-за удара по голове, хотя и не сильного, но, видимо, результативного…Владыка… потомок Создателей… Великий маг… Связь со всеми ардорцами и теми кто признал его власть… Смерть… Предательство… Он меня предал — это была последняя капля в чаше моих горестей — насколько же он мне не доверял, что не рассказал… Мне показалось, что сердце у меня зашлось от мороза. В груди стало холодно, будто сердце сжала бесплотная рука. Боль продолжалась, ощущение холода не проходило. Холод остался и не отпускал — вот и все, Рем предал меня… какая же я идиотка! Я видела — и не хотела увидеть, знала — и не хотела верить…В голову и раньше приходили догадки, но я не придавала им большого значения. Верила, любила, доверяла…

* * *

Неторопливо потягивая пиво, я скольжу по залу взглядом изнывающего от скуки бездельника. За мокрой, облепленной мухами стойкой, волчком вертится трактирщик в грязном фартуке неопределенного цвета и в платке, повязанном на пиратский манер, над ухом. Трактирщик толст, но это не мешает ему делать одновременно добрый десяток дел: он поминутно заглядывает на кухню, проверяет готовность заказанных блюд, проворно разливает вино в глиняные кружки, то и дело вытягивает из-под фартука необъятных размеров платок и вытирает красную, бурно потеющую физиономию, при этом постоянно держит в поле зрения весь зал, каждую компанию, чтобы вовремя угадать назревающий пьяный скандал и принять меры. Вместе с тем трактирщик с чуткостью вслушивается в пьяную разноголосицу, выуживая такие разговоры, которые легко превращаются в монеты.

Между столами скользят тихие мальчики. Эти дети с голубыми тенями под глазами были заложниками, а трактир — тюрьмой, где их истязали, изматывали непосильной работой и побоями. Трактир набит креландскими солдатами, отдыхающими за кружкой пива. За соседним столиком сидит группа миррийских мужчин, их вид выдает в них воинов.

Я одета мужчиной. Лахан, верный клятве, данной Владыке, охраняет меня. Повсюду идут активные поиски рыжеволосой девушки, креландские солдаты толпами прочесывают окрестности. Я не волнуюсь, мне все равно, все внутри меня словно заледенело. Мы с Лаханом достигли Дюнкеф — небольшой город на пресечении Заротской дороги и Западного тракта. Отсюда наш путь пойдет обратно на юг.

Прошло уже три дня. Мы далеко отошли от места засады. Своего раба я не чувствую, даже не знаю жив ли он. Надо все забыть и выживать, убеждаю я сама себя. Надо двигаться дальше. Денег у меня достаточно, чтобы начать новую жизнь.

В этом трактире у Лахана назначена встреча. Он попросил меня посидеть в уголке, мой защитник не решается оставить меня одну. Когда вошли четыре мужчины, огляделись в полумраке трактира и направились к нам, сидящим у дальнего столика у самого камина, я напряглась, и Лахан тоже насторожился. Вперед выступил высокий седой старик. На нем длинная рубаха и штаны из оленьей кожи. На его смуглом от загара лице читается нескрываемое волнение. Мужчины бросали на меня косые взгляды, вопросительно смотрели на Лахана, — «кто это», — но никто от меня ничего не требовал — я расслабилась. Все уселись у нашего столика, заказали себе пива и начали шептаться. Я не прислушиваюсь, но все равно слышу обрывки их разговора:

— Перебили всех, кроме Владыки… — вспоминаю доброго Петера,

— Их лагерь в двадцати милях отсюда, по ту сторону Западного тракта…