Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Из этого пассажа видно, что там, где это касается России, разница между Гитлером и творившими политику его предшественниками сузилась до размеров не очень больших или ощутимых. Но самый большой парадокс в карьере человека, который пытался уничтожить Советский Союз, заключается в факте, что в феврале 1940 г. он способствовал идеальному экономическому обмену между Германией и Россией, который не был достигнут за двадцать лет колебаний Веймара, некомпетентности Москвы и отсутствия доброй воли. Объем торговли сократился до самой низкой точки в 1929 г. — году великого экономического спада. Разрушив сельское хозяйство Советского Союза за счет индустрии в ходе первого пятилетнего плана, Сталин лишил Россию ее экспортного избыточного продукта из сырьевых материалов. (Автор не точен: осуществив коллективизацию (во многом насильственную), советское руководство получало ресурсы для экспорта (за счет снижения уровня жизни оказавшихся в колхозах и совхозах крестьян); ранее (при частном землевладении) получить эти ресурсы было нельзя, теперь же колхозы и совхозы в первую очередь выполняли план по поставкам государству, даже если не хватало на еду. — Ред.) Со своими 180 млн населения (тогда не более 160. — Ред.) Россия получала меньше германских товаров, чем Дания. Спустя десять лет, в 1939 г., Гитлер смело воспользовался восстановлением баланса в советской экономической системе. Через несколько месяцев после московского договора обмен немецким машинным и станочным оборудованием и промышленными товарами на советскую продукцию набрал великолепные темпы. Но к этому времени и конфликт между материальной целесообразностью и политическим фанатизмом также набрал силу, далеко превзойдя все прежние конфликты «несовместимых союзников». Подстрекаемый этим демоном, Гитлер вступил в войну за то, чего он практически уже достиг.

Чтобы понять причины успехов Гитлера в торговых переговорах 1939–1941 гг., необходимо осознавать, что военный психоз прихода Гитлера к власти в 1933 г. не изменил в последующие шесть лет характера советской внешней политики с ее шизофреническим расколом между мирным сосуществованием и коминтерновской агитацией. Тем не менее период 1933–1939 гг. был эрой Литвинова, когда советский министр с прозападными симпатиями искал военного альянса Европы против Германии, в которой он угадывал не просто энергичную борьбу против оков версальского урегулирования, но и будущий поход на Восток.

Такой разворот договора в Рапалло был чужд традициям ранней революции. Никогда бы Ленин не одобрил какой-либо альянс с Западом ради предотвращения ревизии Версальского договора, или для того, чтобы спасти республики среднего разряда вроде Чехословакии и Польши. Напротив, он бы поддержал подходы к Германии, которые Сталин делал в 1939 г., но сам сделал бы их раньше. Сделай Гитлер хотя бы один жест вроде, например, отречения от пресловутых пассажей в четырнадцатой главе «Майн кампф», доминирующее влияние прозападно мыслящего Литвинова было бы даже короче, чем оно стало на самом деле. Какое-то время политика Литвинова была неким экспериментом среди правителей России, и жила она за счет страха. В Гитлере больше всего пугало и выше всего ценилось его молчание. Так что в 1933 г. Гитлер не брал на себя заботу покончить с аномалией германских военных училищ на советской земле, даже когда закончились облавы на немецких коммунистов. Тут сами русские покончили с этими воспоминаниями о соглашении Секта — Тухачевского, а в 1937 г. даже пошли дальше и расстреляли самого Тухачевского.