Цена предательства. Сотрудничество с врагом на оккупированных территориях СССР, 1941–1945

Теперь даже Молотов выглядел менее загадочным. 3 июля он спросил Шуленбурга, считает ли тот Берлинский договор 1926 г. находящимся в силе. Укрепленный такими благоприятными предзнаменованиями, немецкий эксперт по зарубежной торговле Карл Шнурре приятно поужинал 26-го и, после нескольких лестных замечаний в отношении принципиальности советской внешней политики, получил от советского поверенного в делах признание, что Данциг вернется в рейх так или иначе и что «вопрос коридора» будет разрешен в пользу Германии. Пришло время вступить в игру Риббентропу. Он принял Астахова в ночь на 2 августа и на следующий день написал Шуленбургу, раздуваясь, как пузырь, от гордости за то, как он «разрулил ситуацию»: «Весь разговор я провел ровным тоном… Я вел беседу, не показывая никакой спешки». Несмотря на всю благородную сдержанность, Риббентроп сообщил Астахову, что в случае какой-либо провокации со стороны Польши Германия урегулирует вопрос с этой страной в течение недели: «Я сделал мягкий намек на то, что надо прийти к соглашению с Россией по поводу судьбы Польши». Но мягких намеков, даже если они размером с куски кирпича, для Астахова все же было недостаточно. Ему хотелось перевести разговор в более практическое русло. Риббентроп заявил, что сможет сказать что-то более конкретное, «когда советское правительство выразит свое фундаментальное желание установить новые отношения».

Ожидалось, что это сделает Молотов, когда он увиделся с Шуленбургом 3 августа, но, похоже, Молотов все еще упирался в Стальной пакт, который был подписан Гитлером и Муссолини 22 мая и к которому собиралась присоединиться Япония во вред Советскому Союзу. Однако Шуленбург знал, что Молотов сохранил свое знаменитое негативное поведение для британской миссии, в то время как он был совершенно и исключительно открытым, когда разговаривал с немцем. 14-го числа Шуленбург доложил, что «этот замечательный человек и трудная личность» привык к нему, и он просил поэтому, чтобы его освободили от присутствия на партийном съезде в Нюрнберге, для которого ему было необходимо заказать серую униформу.

На следующий день Шуленбург узнал, что ему не надо встречаться со своим портным. Гитлер, который получал доклады в отношении Молотова с недоверием и который даже в один момент приказал отложить торговые переговоры, вдруг резко изменил свою позицию. Он собирался через двенадцать дней войти в Польшу, невзирая на англо-французские гарантии ее защиты. В этой ситуации нейтралитет Советского Союза был абсолютно необходим. Шуленбургу необходимо увидеться с Молотовым и договориться о встрече между Риббентропом и Сталиным. Ему необходимо передать Молотову следующее: «Период противостояния во внешней политике может быть закончен раз и навсегда, и впереди открыт путь для нового будущего для обеих стран… политические решения, которые предстоит сделать в ближайшем будущем в Берлине и Москве, будут иметь исключительное значение для состояния взаимоотношений между немецким народом и народами СССР на поколения вперед».

Молотов, встретившийся с Шуленбургом вечером 15-го, был настроен дружественно, но использовал значительно менее восторженный язык, чем тот, каким была написана нота Риббентропа. Он не стал немедленно связываться со Сталиным, а сурово бубнил про пакт с Японией, хотя вежливость не позволила ему назвать его Антикоминтерновским пактом. Риббентроп, однако, сразу же телеграфировал, что готов приехать уже 18-го и что Гитлер хочет заключить пакт о ненападении сроком на двадцать пять лет.

Шуленбург со своим советником посольства Густавом Хильгером встретился с Молотовым в ночь 17-го. Молотов был, как обычно, уклончив и не стал вести переговоры самостоятельно, но многозначительно пообещал получить решение своего правительства. Полчаса спустя он пригласил дипломатов, чтобы сообщить о проекте документа, который Сталин только что передал ему по телефону. Германия, как заявил Сталин, должна показать свои добрые намерения, заключив прежде всего торговое соглашение; договор должен последовать за этим, и, выражая признательность за честь, оказываемую визитом министра иностранных дел, советское правительство высказалось против шумихи, которую он вызовет.

Теперь инструкции Риббентропа стали по своему тону неистовыми. Конфликт с Польшей может разразиться в любой момент. Гитлер, как утверждал Риббентроп, считает необходимым немедленное прояснение позиций, «чтобы быть в состоянии учесть советские интересы в случае такого конфликта». На это Молотов ответил, что, если торговое соглашение будет подписано на следующий день, Риббентропа можно будет принять не ранее 26 августа.