Цена счастья

— Вы хотите меня убедить, что Луиза оказалась в безопасности после того, как написала письмо?

— В полной безопасности.

— Тогда почему здесь валяется ее туфелька? Куда она могла пойти с туфлей на одной ноге?

С минуту из-за двери не доносилось ни звука. Затем омерзительный, неизвестно какому полу принадлежавший голос с подозрительной бодростью пообещал:

— Вы сами во всем убедитесь — но после того, как напишете письмо…

Бесполезно стучать в дверь и требовать, чтобы ее выпустили! Осторожные шаги быстро удалялись; послышался скрип деревянной лестницы. Где-то приглушенно хлопнула дверь. Затем снова наступила тишина…

Постепенно комнату залил таинственный мерцающий свет, проникавший даже сквозь густую сеть плюща. Так мерцают молнии, прорезающие грозовое небо. Почувствовался запах дыма, и Эмму на мгновение охватил ужас: ей показалось, что в коттедже, где она заточена, словно героиня романа ужасов, попавшая во власть садиста, начался пожар.

Но тут до нее снова донеслись голоса. На этот раз Эмма не сомневалась: это были детские звонкие голоса. Она прислушалась, и у нее возникло радостное ощущение, что она различает испуганные крики Мегги и Дины. Затем раздались громкие мужские возгласы, встревоженные и негодующие. Но что горело? Мерцающие лучи только освещали комнату. Опасения Эммы, что в коттедже начался пожар, к счастью, оказались ложными. Но что же так полыхает, судя по высоким языкам пламени, не кортлендский ли дом?! Неужели она находится возле старого особняка Кортов, который поджег какой-то негодяй?

Повинуясь безотчетному порыву, Эмма опустилась на колени и отчаянно, словно заклинание, промолвила:

— Мегги и Дина. С вами все будет в порядке. Никто не причинит вреда маленьким девочкам, верьте мне!!

Глава 21

Никто из девочек не мог объяснить, почему они обе испытывали такую пронзительную жалость к пугалу. Оно превратилось для них в несчастного человека — глупого, с поникшей соломенной головой и шнурком на шее, чем-то близкого и доброго. Оно напоминало забавное существо из старой сказки.

Произошло явное недоразумение, и виноват ротозей, напяливший на бедное пугало красное пальто. Ведь папа и дядя Дадли очень рассердились, когда девочки вздумали пощеголять в найденных на чердаке нарядах и одна из них натянула на себя это злосчастное пальто. А теперь из-за нею страдает ни в чем не повинное грустное пугало.

Но папа расспрашивал их не о пальто. Его волновало письмо. Он требовал, чтобы они в точности припомнили, что в нем было сказано; и этого же добивалась от девочек Эмма, когда они ехали в поезде.

Но ни одна из сестер не могла вспомнить все письмо дословно. Мегги утверждала, что оно начиналось со слов «мой драгоценный», но тут же засмеялась, поскольку обращение показалось ей слащавым и вычурным. Дина настаивала, что за словами «мой дорогой» скрывался мужчина, но его имя было нарочно зачеркнуто. Кажется, письмо было без даты, и обе девочки настойчиво уверяли, что под ним не стояла подпись. Создавалось впечатление, что письмо даже не было кончено. Оно скорее напоминало черновик.

И все же оно исчезло. Но какое значение мог иметь сентиментальный лепет какой-то влюбленной неизвестной девицы?

— Папа, — робко обратилась к отцу Мегги, — как ты думаешь, Эмма скоро вернется домой? Она обещала приехать сразу после обеда, а сейчас уже темно.

Но папа был сам не свой. Казалось, он не в силах был произнести ни слова.

— Да, конечно, она вернется. С минуты на минуту, — выдавил с трудом Барнаби.

— Но ты говорил то же самое о маме, а она до сих пор не вернулась.

— Мама в другой стране. А Эмма… — Папа вдруг замолчал, его лицо стало мрачным, как грозовая туча. — Идите лучше к миссис Фейтфул. Она покормит вас ужином и уложит спать. А утром Эмма будет уже с нами.

Мегги схватила его за рукав.

— Поклянись! — черные глаза Мегги пылали. Папа крепко прижал дочь к груди. Потом потрепал по голове Дину и скомандовал:

— Бегите, девчонки, спать. Утро вечера мудренее…

Но папа так и не поклялся. Мегги стало жутко, в горле застрял ком, а глаза оставались сухими. Она не могла плакать.

Мегги почти никогда не плакала. Вместо этого гордая маленькая мисс предпочитала кричать, носиться по дому и не слушаться старших. Ее безумства возмущали миссис Фейтфул и пугали ничтожную трусиху мисс Пиннер. Но сегодня ни вопли, ни беготня близнецов не производили желаемого эффекта. Даже чопорная миссис Фейтфул не обращала на них внимания: она даже не осознавала, что Мегги и во всем подражавшая сестре Дина неприлично себя ведут. Миссис Фейтфул принесла поднос с молоком, хлебом, маслом и джемом и стала разливать молоко, но опрокинула чашку.

— Боже мой, — пробормотала она, но не стала вытирать пол. Мегги увидела, что у старой экономки дрожат руки, будто в доме холодно, а из прически выпали булавки. Ее седые волосы разметались по плечам, сделав миссис Фейтфул похожей на древнюю морщинистую карлицу.

Мегги надоело испытывать терпение пожилой домоправительницы. Она вежливо заметила:

— У вас растрепались волосы, миссис Фейтфул.

Старуха попыталась исправить прическу дрожащей рукой.