Цена Шагала

- Это я понимаю и ценю. Ты солдат и выполняешь приказы.

- Ну, а я о чем, - заулыбался Толик. - Мне задание дали, я честно выполняю. Я ведь всегда честно работаю.

- Ну, то, что ты парень открытый и дисциплинированный, я уже понял. А вот любопытно, не говорил ли тебе Паша, зачем Геннадию Андреевичу Ермилову понадобился господин Сорин?

- Не-а, - сказал Толик. - Сказали: привезти; премию обещали, - мечтательно закатил он глаза.

- Ну, о премии, видимо, временно придется забыть, я так понимаю. И чем же занимается фирма «Гентрейд консалтинг»?

- А мне что? Торгуют они.

- А чем торгуют, Толик?

- А не знаю, оборудование всякое. Мне в эти дела лезть ни к чему: у нас любопытство не любят. Я зарплату получаю - и ладушки.

- Ценю твою нелюбознательность. Ну, что же. А как мне найти Павла Черкесова и его загадочного начальника?

- А чего искать-то? На фирму надо приехать, и все.

- Адрес, голуба, адрес!

- Да адрес-то я легко скажу, только вас охрана не пропустит.

- Так уж и не пропустит? - усомнился Трегубец.

- Конечно! Пропуск надо заказывать.

- Ну, а ты посодействуй.

- Да я человек маленький. Вы лучше телефон запишите в секретариат.

- Вот это дело! Вот Толик - голова! Держи бумажку и ручку. - И Василий Семенович положил перед бандитом на журнальный столик лист бумаги и карандаш.

- А руки? - обиженно спросил допрашиваемый.

- А хулиганить не будешь?

- Да чего уж, - мотнул головой Толик.

- Ну, смотри.

И Трегубец полез в карман за ключом от наручников. Достав его, он предусмотрительно прихватил левой рукой «Беретту», а правой, обойдя Толика сзади, повернул ключ в замке стальных браслетов. Толик высвободил из металлических обручей руки и с удовольствием растер начавшие уже синеть запястья.

- Ну, пиши, писатель, - сказал Василий Семенович, опускаясь на стул напротив Толика.

- Угу, - ответил бандит и взял в руки карандаш. Он склонился над бумагой, вывел семь цифр телефона кабинета Ермилова, потом на секунду задумался и сказал: - Адрес тоже записать?

- Пиши, пиши.

- Как скажете, - согласился Толик и принялся царапать на бумаге название улицы. - Вот, - сказал он, закончив, и протянул листок Трегубцу.

Но в тот момент, когда Василий Семенович наклонился вперед, чтобы взять из рук бандита бумагу, Толик вдруг резко поднял коленями столик, разделявший его и следователя, и столик, подпрыгнув в воздухе, пребольно ударил Трегубца по руке, держащей пистолет. Рука с оружием взлетела в воздух так, что дуло уставилось в потолок, и в то же мгновение Толик всей тушей навалился на следователя. Он опрокинул его на пол вместе со стулом и, буквально прессуя своей массой, потянулся к оружию, чудом остававшемуся в руках следователя.

- Ян! - заорал Трегубец, одновременно пытаясь направить дуло пистолета в физиономию бандита.

Однако Толик, несмотря на свои габариты, оказался проворнее и с хряском несколько раз влепил свой кулак в переносицу Василия Семеновича. Трегубец рухнул и затих. Толик выхватил из ослабевших рук многозарядную игрушку, вскочил на ноги и развернулся. Но в эту секунду в комнату уже влетел Ян со «Стечкиным» наперевес. Раздумывать было некогда - все решали секунды, и потому он дважды нажал на спусковой крючок. Как ни странно, звуки выстрелов показались Сорину, сидящему на кухне, не громче двух ударов молотка. Он не видел, что происходило в комнате, не видел, как округлились глаза Толика, жадно хватающего воздух, не видел, как его левая рука поползла к низу живота, пытаясь нащупать и закрыть дырки, образовавшиеся в теле, как его грузная фигура сначала опустилась на колени, как мгновенная дрожь пробежала по его телу и он ткнулся носом в паркет.

Перешагнув через убитого бандита, Ян наклонился над Трегубцом:

- Василий Семенович! Как вы, Василий Семенович?

- Мм, - застонал Трегубец.

Ян метнулся на кухню, схватил стакан с водой и так же быстро возвратился в комнату. Потом, набрав в рот порядочный глоток, он пустил веером капли по лицу своего начальника. Над левой бровью того красовался буквально на глазах набухающий кровоподтек. Трегубец открыл глаза. В голове шумело, но он не чувствовал в своем теле никаких неудобств, кроме ухудшегося зрения, что происходило хотя бы уже по той причине, что его левый глаз сильно заплыл.

- Он жив? - спросил Трегубец Яна, покосившись на распростертого на полу Толика.

- Не думаю, - ответил Старыгин.

- Ну, может, и слава богу.

- Как же так, Василий Семенович!

- Да, провел он старика! Такой был тихий, мирный, я и расслабился.

- Ну, хоть по делу?

- Да уж куда как! - ответил Трегубец, пытаясь подняться.

- Вы потихоньку, потихоньку, Василий Семенович, - приговаривал Старыгин, помогая Трегубцу. Он усадил его на стул, где еще совсем недавно сидел Толик, дал в руку заботливо прикуренную сигарету и сам, подняв другой стул, уселся напротив. - Ну?

- Да все в порядке, Янушка, все в порядке, спасибо тебе, дорогой.

- А ради чего мы все это?

- Ты прости, дружок, не стану я тебе об этом говорить: меньше будешь знать, дольше проживешь.

- Но вы-то довольны?

- Доволен, как и рассчитывал, доволен. Зови-ка сюда нашего беглеца.

- Я с вами посижу, - сказал Старыгин.