Цена Шагала

Когда она приехала и постучала в дверь, Андрей уже выпил два стакана виски и чувствовал себя отдохнувшим и расслабленным. «В сущности, все равно, — говорил он себе. — Картины у меня, а что будет с этим Драганом — да какое мне дело до какого-то глупого серба! На самом деле, — подлая мысль заползала ему в голову, — жалко, если он выжил. Как было бы удобно: одной неприятностью меньше. — И сам тут же осек себя: — Боже мой, что я говорю, в кого я превращаюсь». Но холсты, лежащие на постели, заставляли отступать мысли о сострадании.

Он вкратце рассказал Люси все, что произошло за сегодняшний день. Сперва она радовалась тому, как легко и быстро они вышли на антиквара, хвалила Драгана за то, что он без лишних сантиментов вынудил Кошенова принять их условия. Потом, когда Андрей рассказал ей о схватке возле хранилища картин, нахмурилась и сказала:

— Боже мой, во что же мы вляпались!

— Я предупреждал тебя, — ответил Сорин, — это серьезные люди и так просто в покое нас теперь не оставят.

— Да я не об этом, — отмахнулась девушка. — Неприятно другое, что нас начнет искать полиция. Как ты думаешь, они могут нас засечь?

— Если они сумеют связать визит Кошенова в хранилище с этим самым бандитом из Москвы, то легко. Хотя… Хотя я думаю, что Кошенов будет от всего открещиваться, это не в его пользу.

— Я тоже так думаю.

— Меня больше беспокоит судьба Драгана, — заметил Андрей.

— А-а, — как-то рассеянно сказала Люси, — Драгана, да. Ты уверен, что он не был тяжело ранен?

— Я не врач, — сказал Сорин, — но, по-моему, максимум, что у него было — это перелом ребер.

— Жаль, — произнесла Люси. — А как было бы просто!

— Что ты говоришь, опомнись! — прервал ее Андрей.

— Перестань! Никогда не поверю, что ты и сам об этом не подумал: как было бы просто, если бы теперь, когда картины уже у тебя, или точнее, у нас — ведь мы же партнеры — Драган бы как-нибудь сам собой дематериализовался. Ведь, скажи честно, подумал?

— Н-нет, — сказал Андрей как-то не очень уверенно.

— Меня не обманешь, — развеселилась Люси. — Ты посмотри на них, — и она показала на холсты, лежащие на кровати, — ведь это же состояние. К чему нам третий?

— Ну, во-первых, не третий, — уточнил Андрей, — да и ты не вторая. Каждый из вас работает за свою долю. А доля Драгана, насколько я понимаю, составляет максимум одну сороковую. Меня это вполне устраивает, в особенности после той работы, которую он провел.

— Это понятно, понятно. Но знаешь, Драган человек вспыльчивый и любопытный. Тебе не нужно было его брать в хранилище.

— А что я мог сделать? — ответил Сорин. — Без него мой антиквар никуда бы не поехал.

— И то правда, — согласилась англичанка. — Будем надеяться, что на некоторое время он оставит тебя в покое. Когда у вас с ним расплата?

— Я сказал, что максимум через неделю.

— Ну, вот видишь, — опять развеселилась она, — неделя у нас есть.

— Что ты хочешь этим сказать?

— А то, мой милый русский друг, что нам абсолютно незачем оставаться в пределах Великобритании.

— О чем ты? — Удивился Андрей.

— Пока вы с Драганом бегали за картинами, я провела кое-какую предварительную работу: поговорила со знакомыми галеристами, поспрашивала друзей…

— И что же?

— Видишь ли, я думаю, что после всех этих событий продать легально эти вещи здесь будет очень трудно. Я не знаю твоего антиквара, но думаю, что его связей достаточно, чтобы остановить любую сделку на уровне «Сотби» или «Кристи».

— Думаю, ты преувеличиваешь, но трудности могут быть, — согласился Сорин.

— В Европе рынок гораздо спокойнее, я бы сказала, демократичнее. Мне кажется, что лучше переехать туда.

— У тебя есть связи? — спросил Сорин.

— У меня лично нет, но я знаю имена и адреса галеристов, занимающихся русским авангардом.

— Где? В Париже?

— Почему в Париже? — удивилась Люси.

— Ну, просто я знаю, что большинство русских авангардистов работали в Париже.

— Они могли работать хоть в Африке, — засмеялась девушка. — Самый большой рынок русского авангарда — в Берлине. Причем в основном держите его вы, русские.

— Да ты что! Не дай бог с ними связываться. Я читал об этом еще в России, это бандиты и отъявленные негодяи.

— Кто это говорит? Ты только что сегодня убил человека!

— Я?! — возмутился Сорин.

— Ну, не ты, но из-за тебя. Если мы хорошо подготовимся, у нас все получится.

— А как ты собираешься вывозить картины? Ваша таможня — притча во языцех.

— Ты забыл, мой дорогой, — сказала Люси, — ведь я художник.

— И что из этого следует? — удивился Андрей.

— Только то, что я могу записать эти холсты.

— Записать?

— Ну да, нанести поверх оригинального изображения — новое. Свое.

— И ничего не будет заметно?

— Ни капельки. Плотный слой краски, и все…

— А картины, я имею в виду настоящие картины, не пострадают?

— Конечно нет. Я даже не буду усердствовать с масляными красками, просто поплотнее зарисую гуашью. Она смывается за полчаса. Мы вывезем твои шедевры как мои авторские произведения, и вывозить их будешь не ты, а я, чтобы не вызвать подозрений.