Цена Шагала

— Я ничего не видел, — ответил Кошенов. — Мы простились неподалеку от хранилища, я пошел в одну сторону, а они — в другую. Неужели ты думаешь, что я стал бы присутствовать при каких-то ваших криминальных разборках?!

— Батюшки, кто же это говорит? Просто какой-то Иоанн Кронштадтский!

— Не поминай святые имена всуе, — прервал Ермилова Кошенов. — Я, в отличие от вас, милостивый государь, никаких дел с головорезами не имею. Мой бизнес чистый и честный.

— В этом я уже успел убедиться, — хмыкнул Ермилов. — Послушай, давай прекратим пикировку. Насколько я понимаю, моего товарища мне уже не дождаться, а потому, вероятно, я покину ваш прекрасный город и полечу в Москву. Хочу спросить у тебя только одно: как ты думаешь, к кому может обратиться этот щенок с тем, чтобы избавиться от картин? Не на стены же, в конце концов, он собирается их вешать!

— К кому он может обратиться… — протянул Илья Андреевич. — Видишь ли, я уже задавался этим вопросом. Здесь, наверное, ни к кому, поскольку, как ты сам понимаешь, он не может пойти ни в «Кристи», ни в «Филиппс», ни в «Сотби». Частные галерейщики без рекомендаций вряд ли будут иметь с ним дело, а таковых рекомендаций у него, как я понимаю, нет, иначе он не вышел бы на меня.

— Ну не тяни, не тяни, — торопил его Геннадий Андреевич.

— Если ты спросил, изволь выслушать спокойно, иначе я прерву нашу беседу.

— Хорошо-хорошо, Илья, не нервничай, не обижайся. Просто все эти события выбили меня из колеи. Я слушаю тебя.

— Ну, так вот, — продолжил также спокойно Кошенов. — Коль скоро в этой стране он вряд ли может рассчитывать на чью бы то ни было поддержку, следовательно, он будет пытаться искать какие-то пути в других государствах. Единственное, что мне приходит на ум, это Германия. Там наших с тобой бывших соотечественников навалом, и многие из них часто не брезгуют сомнительными сделками. Тебе самому это, наверное, известно не хуже, чем мне.

— Ты хочешь сказать, что он поедет в Берлин?

— Не исключено. Вопрос только в том, как он вывезет эти произведения из Англии. И, кроме того, я не вполне понимаю, как он пересечет границу. Ты же знаешь: Великобритания не вошла в Шенгенскую зону.

— Знаю, знаю, — отмахнулся Ермилов.

— А ежели знаешь, тогда сам должен понять, что путь его в Германию вряд ли будет прямым. Честно говоря, я не исключаю, что он вернется в Россию, по крайней мере, ненадолго. А посему, я умываю руки, и эстафета по поиску этого неуловимого мальчика переходит к тебе.

— Но ты уверен в том, что в Лондоне у него больше никого нет?

— Как можно быть уверенным в чем бы то ни было в наши дни? Геннадий, ты меня просто удивляешь. Но если говорить честно, опираясь на свой долгий опыт проживания в Англии, скажу тебе, что никто не будет иметь с ним дела без рекомендаций. А таковых, повторю еще раз, у него явно нет.

— Значит, мне обязательно надо возвращаться.

— Да. И, думаю, как можно скорее. В конце концов, насколько я понимаю, играть на своем поле тебе будет гораздо проще, не так ли?

— Пожалуй, Илья, пожалуй. Ну, что ж, спасибо.

— Не стоит. Я практически не пострадал, если не учитывать сломанной руки и нескольких неприятных моментов, которые я пережил в беседе с тобой и твоим подчиненным.

— Не волнуйся: я помню об этом и все тебе возмещу.

— Трудно поверить в твою искренность и доброжелательность, однако я человек незлобивый и не злопамятный, поэтому попробую. Удачи тебе, Геннадий, — сказал Кошенов и повесил трубку.

«Наверное, он прав, — решил Ермилов. — Так или иначе, здесь мне делать больше нечего. Картины — не иголка, просто так их не продашь, рано или поздно они всплывут. А вместе с ними всплывет этот журналистик. Что ж, теперь уже дело не только в картинах, теперь уже это личное: еще никто не смел поступать со мной подобным образом. Думаю, что он будет последним. В Москву так в Москву», — вздохнул Геннадий Андреевич и неспешно и аккуратно принялся собирать свой чемодан.

ГЛАВА 4

Вряд ли можно сказать, что встреча Трегубца и Скосарева походила на встречу двух старых друзей, трудно было бы назвать ее радушной и безоблачной. Но, так или иначе, она произошла. И после некоторых прелиминариев, в которые, по обыкновению сотрудников правоохранительных органов, входили угрозы, запугивание и даже физическое воздействие (вполне безобидное: ведь, право слово, несколько ударов по почкам и печени трудно назвать травмами), Скосарев и Трегубец нашли-таки общий язык.

— Значит, он должен позвонить, — уточнял Василий Семенович.

— Да, по крайней мере, он обещался.

— В каком случае?

— Ну, тогда, когда все будет сделано, когда он будет, так сказать, возвращаться.

— А вы уверены в том, что он будет возвращаться?

— А что ему там делать? Да и потом Виталька-то — друг, он его не подведет. Он мне вообще показался человеком порядочным. Как сказать, не то, что… В общем, лохом. Такие не финтят. На него разок надави — из него мармелад потечет.