Я при каждом посещении Охмара приносил ей сладости или редкие в пылающем городе игрушки. Она знала меня и называла дядей Игорем. А как-то раз Охмар взял с меня обещание, что если с ним что-нибудь случиться, она будет называть меня папой.
Как знал.
Впрочем, на войне это не неожиданность. Умереть может каждый, от наёмника и солдата до мирного жителя и сотрудничающего коллаборациониста, представителя пятой колонны…
Слёзы текли по белым щекам Оксаны крупные, худенькое тело подрагивало, не согласное с такой судьбой. В начале войны потеряла мать, в период зачисток обоих старших братьев, а теперь и последнего родного человека — отца.
Её отец эмигрант, родни в городе нет. Дочь осталась одна.
Всё, теперь у меня есть в жизни смысл. Есть ради чего жить, а не просто сбежать и забиться в отдалённый уголок планеты.
Девочка узнала меня сразу, бросилась обнимать, разрыдавшись так, что меня пробрала дрожь, и глаза невольно намокли. Слёзы потекли по щекам впервые за последние семь лет. А думал, что состою из равнодушной стали. Думал, почти не человек уже.
Слишком много думаю — жизнь переучивает.
Молча, чтобы не расклеиться в самое неподходящее время, отстранил Оксану, подхватил тело Охрама, взвалил на плечо, взял девочку за руку.
Вместе побрёли по улице.
Шли, уничтоженные печалью, не обронив и слова. Она ни о чём не спрашивала, я ни о чём не говорил.
Разговоры потом. Сейчас надо найти людей Аршана. Он обещал помощь. Пусть поможет достойно похоронить Охмара. Людей, занимающихся ритуальными услугами, развелось на каждой улице, они наряду со спекулянтами и барыгами — что презрели Коран ради выгоды — процветают в городе. Но денег на руках нет, всё в банках. А за бесплатно только целлофановый пакет и на полметра в песок, и то лишь потому, чтобы гниющее тело не вызвало эпидемий.
Аршан взял все дела о похоронах на себя, достойно, с почестями предав тело Охмара земле, как и десятки тел солдат-героев, отдавших жизнь в день глобальной зачистки.
Главарь сопротивления одобрил моё решение усыновить девочку и, заглянув в пустые глаза, что как зеркала души отразили внутреннее состояние, отпустил с войны прочь. Не знаю, что он там увидел. Может скорую смерть, если задержусь ещё хоть на день?
Отпустил, снабдив деньгами, документами с четвёртой за жизнь фамилией — Огненный — одеждой простых туристов и проводниками до южной границы…
Сразу после похорон мы с молчаливой Оксаной покинули город, оставив многотысячелетний Восток гореть в пламени войн дальше.
Одному человеку сложно переломить ход событий. Я сделал всё, что мог. А теперь есть и другие обязанности.
Пересекая границу Саудовской Аравии, словно пролистал новый жизненный лист. Нанятый джип погнал нас к ближайшему городку с аэропортом, чтобы на местных авиалиниях добраться до Эр-Рияда и там, на международном рейсе, улететь куда-нибудь подальше от пылающего ада…
Первое за три дня предложение маленькой Оксаны кольнули сердце. Я отвык, что она может говорить. Будучи шестилетним ребёнком, девчонка приняла ситуацию как есть. Смирилась и отпустила прошлую жизнь. Так не мог даже я, пережив этих жизней столько, что просто не помещались в одном человеке.
— Дядя Игорь, а мы теперь Огненные?
— Да, Оксана. Мы теперь вроде как представители стихий.
— А как это, огненные? Мы что из огня?
— Можно и так сказать. Как фениксы.
— А кто такие фениксы?
— Птицы, что сгорают дотла и возрождаются из пепла.
— А мой… папа говорил, что мы из стали. Все. Весь народ.
— Он не лгал. Просто сталь плавиться при сильных температурах, а огню всё равно где гореть, лишь бы были условия и ресурсы. Можешь считать, что ты стала сильнее.
— Дядя…
— Оксана, прошу тебя не называй меня при людях дядей. По легенде я — твой отец.
— Папа… война для нас закончилась, мне надо помолиться. Коран велит. Солнце в зените.
Как-то быстро принял, что назвали «папой». Не осталось внутренних барьеров, которые бы этому противились.
— Молись в душе, когда желаешь, но не ритуально при проводниках и водителе. Для них мы туристы. И не говори на английском, или арабском. Они не должны нас понимать. Будет слишком много вопросов. На английском будешь говорить в аэропорту. Я в нём не такой профи, как ты. Хорошо?
— Хорошо, отец, Аллах простит. И… ты для меня сейчас ближе, чем Аллах.
Слова кольнули сердце. Слова не ребёнка, но взрослой женщины.
Насколько состарилась её душа?
— Творец един, как не назови. Он есть вне зависимости от молитв и ритуалов. По его воле мы встретились и выжили. А как прожить жизнь дальше, будет зависеть только от нас. — Я обнял не привыкшую к западной одежде Оксану и уложил головой на колени. — А теперь поспи. Дорога не близкая. Силы понадобятся.
— Хорошо, папа.
В сердце снова кольнуло. И проводник на переднем сиденье как-то странно улыбнулся в зеркальце заднего вида.
Впервые за шесть лет стало страшно. Не за себя, а за то, что снова кто-то отберёт то, что становится родным.
Глава 7 — Мой дом — моя крепость -