Цена слова

Он шел по широкой дороге, плотно устеленной пеплом. Неподалеку, в паре километров от него, громыхал вулкан, готовящийся вот-вот изрыгнуть свое всепожирающее жидкое пламя, но пока что лишь обильно сеял на землю свой серый, безжизненный пепел. Рядом, тихо как призрак, плелся Терри - питомец - не то пес, не то какой-то демон, ибо лапы у него были мощнее в несколько раз, нежели у обычной собаки, а клыки его даже из закрытой пасти торчали настолько угрожающе, что становилось страшно даже тогда, когда тот совсем по-доброму смотрел на своего хозяина. Сложно было вообразить тот страх и ужас в глазах врага, когда эта пасть раскрывалась в злобном оскале, готовясь напасть и разорвать на части любую жертву…

Даррел пытался не подавать вида своей растерянности, но это было очень сложно. Его не покидало какое-то неосязаемое чувство, будто бы что-то не так, но в чем именно все дело, он, на протяжении всего пути из Энолорта, никак не мог понять. Кто он? Какова его цель? Да все же ясно - он воин, который любой ценой обязан защитить, спасти… он живет ради…

В этот миг время остановилось. Лишь тихий ветерок заставлял шелестеть оставшиеся на деревьях листья, но он этого не слышал. У его взора, прямо под ногами, предстала мелкая монетка, эквивалентная десяти единицам какой-то незнакомой ему валюты, с золотистой нитью, продетой в грубо сделанное отверстие у самого гурта. Он застыл с широко открытыми глазами, когда понял, что преследовавшее его ощущение фальшивости всего происходящего вокруг, было не просто ощущением, а попыткой разума прорваться сквозь густую пелену, которая закрывала ему доступ к воспоминаниям его первичной личности, а монета заставила альтер эго отойти на второй план. Он наклонился, потянувшись рукой к монете и успев прикоснуться к ней, обмяк и упал без сознания.

Проснулся он уже в прохладной маленькой комнатке, на кровати с высокими перилами.

- Что произошло? Где я? - задал он вопрос в никуда.

Спустя несколько секунд его глаза начали привыкать к дневному свету, после чего он увидел темный силуэт девушки у окна и нежный голос жены.

- Ты дома…

- Элизабет, я спал? Как долго ты здесь? Мне приснился такой странный сон, - сказал Даррел.

- Это был не сон, - отрезала она, предполагая, что он слышал и ощущал все то, что происходило рядом с ним, лежащим в некой, своего рода коме. И тут же добавила:

- Что ты помнишь?

- Да бред какой-то, - ответил Даррел. - Пепел, холод и… Помню, как был зол. Мне было кое-что нужно… Черт. Чем больше я пытаюсь вспомнить, тем более ловко от меня ускользают последние воспоминания, - с негодованием проворчал Даррел, но все же смог взять себя в руки. - Ничего, это ведь сон. Зачем мне о нем думать и пытаться вспоминать все детали.

Элизабет ничего не ответила.

После недолгой паузы, уже присев на край кровати, он стал расспрашивать жену, искренне не понимая напряженной ситуации.

- Бет, - продолжал он. - Милая, почему ты сегодня такая странная? Что-то произошло?

- Если это все можно назвать происшествием, то пусть будет так, - отвечала она с глубокой грустью в голосе. - Неужели ты и правда ничего не понимаешь? Как же это больно, - всхлипывая и выбегая из комнаты в слезах, опрокинула графин с водой, что стоял на журнальном столике около кровати.

Даррел не стал догонять ее, в попытке разобраться, что же все-таки заставило ее расплакаться с самого начала дня, ибо на одно с первого взгляда обычное утро, неясностей было вполне достаточно.

Он вытер воду со стола и убрал графин. Как и любым другим утром, он вышел на крыльцо дома, осматриваясь по сторонам, после чего закурил свои «Мальборо» и, поставив локти на перила, всматривался в даль, пуская неаккуратные кольца дыма по ветру. Голова гудела как с жуткого похмелья, но ведь он вчера не пил. Попытки вспомнить детали вечера, после которого он себя так странно чувствует, ни к чему не привели. Ни к чему необычному.

Как и в большинстве вечеров, он, плотно поужинав вместе с супругой, готовился ко сну. Иногда, чтобы лучше спалось, позволял себе выпить бутылку светлого пива на крыльце дома. Как приятно было включить старую добрую кантри музыку, на свисающем с деревянной опоры приемнике, все так же вглядываясь вдаль; рассматривать тонкие силуэты высоких деревьев на фоне уплывающего за горизонт солнца, закурить сигарету и просто расслабиться. Пускай ненадолго, но это были одни из лучших минут, когда ничто не могло его потревожить. Почти ничто.

Все было почти как всегда, только вот расслабиться как следует и не выходило. Была тревога и вопросы. Одним из них был вопрос о том, каким образом монета, отороченная золотистой нитью, найденная на той дороге, оказалась у него в руке. Он солгал, сказав жене о том, что абсолютно все воспоминания из того сна улетучились. Одно он знал точно: первый и единственный раз, когда он видел эту монету, был незадолго до его пробуждения дома - на той самой осыпанной пеплом дороге, но и лишь она осталась в его памяти уже после того, как он пробудился.