Цена соли

На почтамте Терез получила открытку от Дэнни, от Фила не было ничего, а от Ричарда – письмо. Терез пробежала письмо глазами – оно начиналось и заканчивалось ласково. Именно этого она и ожидала – что Ричард возьмёт адрес до востребования у Фила и напишет ей ласковое письмо. Она положила письмо в карман перед тем, как вернуться к Кэрол.

– Есть что-нибудь?

– Только открытка. От Дэнни. У него закончились экзамены.

Кэрол повела машину к отелю «Дрейк». В отеле был пол в чёрно-белую клетку, фонтан в холле, и Терез сочла его великолепным. В номере Кэрол сняла пальто и бросилась на одну из двух односпальных кроватей.

– У меня здесь есть несколько знакомых, – сказала она сонно. – Поищем кого-нибудь?

Но она уснула до того, как они окончательно что-либо решили.

Терез выглянула в окно на огороженное огнями озеро и изрезанный, незнакомый контур небоскрёбов на фоне неподвижного сероватого неба. Всё было размыто и однообразно, как на картине Писсарро. Сравнение, которого бы Кэрол не оценила, подумала она. Она прильнула к подоконнику, вглядываясь в город, наблюдая, как морзянкой мигают за деревьями огни проезжающего вдалеке автомобиля. Она была счастлива.

– Может, позвонишь и закажешь коктейли? – услышала она за спиной голос Кэрол.

– Какого бы тебе хотелось?

– А тебе?

– Мартини.

Кэрол свистнула ей:

– Двойного «Гибсона». – Она перехватила Терез, когда та уже набирала номер на телефоне. – И порцию канапе. Можешь взять сразу четыре мартини.

Терез прочла письмо Ричарда, пока Кэрол была в душе. Письмо было ласковым от начала до конца. «Ты не похожа ни на одну другую девушку», – писал он. Он ждал и будет ждать, потому что совершенно убеждён в том, что они могут быть счастливы вместе. Он хочет, чтобы она писала ему каждый день, хотя бы отправляла открытку. Он рассказал, как однажды вечером сел и перечитал три её письма – те, что она посылала ему, когда он был в Кингстоне штата Нью-Йорк прошлым летом. Письмо отличалось совершенно не свойственной Ричарду сентиментальностью, и первая мысль Терез была – он притворяется. Возможно, для того, чтобы потом нанести удар. Следующей её реакцией было отвращение. Она вернулась к своему изначальному решению, что положить этому скорейший конец – это не писать ему, не говорить больше ничего.

Прибыли коктейли, и Терез за них заплатила вместо того, чтобы просто расписаться. Ей никогда не удавалось оплатить ни один счёт иначе чем за спиной у Кэрол.

– Наденешь чёрный костюм? – спросила Терез, когда Кэрол вошла в комнату.

Кэрол бросила на неё многозначительный взгляд.

– Лезть на самое дно этого чемодана? – протянула она, направляясь к чемодану. – Вытаскивать его, чистить щёткой, полчаса выглаживать все морщинки?

– Мы полчаса будем пить это.

– Твой дар убеждения неотразим. – Кэрол отнесла костюм в ванную и пустила там воду.

Это был костюм, в котором Кэрол была в день их первого обеда.

– А ты заметила, что это мой первый бокал с самого Нью-Йорка? – спросила Кэрол. – Разумеется, не заметила. Знаешь почему? Я счастлива.

– Ты прекрасна, – сказала Терез.

И Кэрол одарила её пренебрежительной улыбкой, которую Терез так любила, и пошла к туалетному столику. Она накинула на шею жёлтый шёлковый платок, повязала его свободно и начала причёсываться. Свет лампы обрамлял её фигуру, как картину, и у Терез возникло чувство, что всё это уже когда-то происходило. Она вдруг вспомнила: женщина в окне, расчёсывающая длинные волосы; вспомнила даже самые кирпичи в стене, ощущение на коже и вид мелкой, как водяная пыль, измороси.

– А что, если мы тебя немного надушим? – спросила Кэрол, двинувшись к ней с флаконом. Она коснулась пальцами лба Терез, кромки её волос там, где тогда поцеловала.

– Ты напоминаешь мне женщину, которую я однажды увидела, – сказала Терез, – где-то неподалёку от Лексингтон. Не ты сама, но свет. Она расчёсывала волосы. – Терез замолчала, но Кэрол ждала, когда она продолжит. Кэрол всегда ждала, а у Терез никогда не получалось сказать в точности то, что она хотела. – Однажды рано утром, когда я шла на работу, и я помню, что начинался дождь. – Она продолжала сражаться со словами. – Я увидела её в окне.

Она и в самом деле не могла говорить дальше, о том, как стояла там, может быть, минуты три или четыре, и ей так сильно хотелось – что это лишило её сил, – чтобы женщина оказалась её знакомой, чтобы обрадовалась ей, если она зайдёт в дом и постучится в дверь. Если бы только она могла сделать это вместо того, чтобы идти на работу в «Пеликан-Пресс».

– Моя сиротка, – проговорила Кэрол.

Терез улыбнулась. В слове, как его произнесла Кэрол, не было ничего гнетущего или обидного.

– Как выглядит твоя мать?

– У неё были чёрные волосы, – быстро ответила Терез. – Она совсем не была на меня похожа.

Всегда как – то так выходило, что Терез говорила о матери в прошедшем времени, хотя в эту самую минуту её мать была вполне себе жива, где-то в Коннектикуте.

– Ты в самом деле думаешь, что она больше никогда не захочет тебя увидеть? – Кэрол стояла перед зеркалом.

– Да, думаю.

– А родные твоего отца? По-моему, ты говорила, что у него есть брат.