Цена свободы

Леху с радостью приняли в Мишкином доме. За год он поправился и теперь не выглядел болезненно худым. Поселившись на новом месте, он работал наравне со всеми, и родные Михея быстро привыкли и полюбили нового друга сына. Эстет даже успел приглянуться соседской Наташке – такой же рыжей и худой девке, и теперь они подолгу пропадали где-то вечерами, после трудовых дней. Мишка смотрел на парочку с улыбкой, но в душе был рад за друга.

Иногда, засыпая, глядя в низкий потолок деревенского дома, он вспоминал прошлогоднее путешествие. Парень лежал и смотрел, как при свете лампады бабка выводила простым карандашом на старой тетради молитву, чтобы не забыть. И как притуплялся ее карандаш, притуплялись и воспоминания о былом. Забывалось плохое, но оставалось яркими стежками на полотне памяти доброе, хорошее.

В простом житейском счастье всегда есть капелька грусти. Чтобы не забылся человек, чтобы помнил, что ему есть что терять, и оттого сильнее ценил то, что имеет. И в такие минуты грусти вспоминал Михей и Таську с Батей, и Ромку, и отца. Но жизнь раскладывает все по-своему. И грусть потихоньку отходила. Сердце умеет излечивать себя само, ему нужно только время. А еще нужно уметь простить и отпустить.

За минувшее путешествие Михей многое понял для себя. Осознал, каким глупым он был когда-то и чего мог бы потерять. Гонит судьба человека по земле, подстегивает сердце невнятной тоской. Все думается ему, что где-то там, за горизонтом, в новом краю все по-новому будет. И идет человек. Много дорог истопчет, много маленьких жизней изживет тут и там. А на самом деле по кругу ходит, и на закате жизни хочется ему туда прийти, откуда все начиналось.

Парни сидели и тихо болтали, отдыхая от работы. А вокруг жил тихой и спокойной жизнью их маленький мир. Вовсю цвела осень, раздевала бесстыдно рощи, сдирая одежды с берез. В этом году бабье лето и правда походило на настоящий июль, и только акварели осени напоминали о том, что холода не за горами.

– Леха, соскучился я что-то по приключениям. А может, махнем куда-нибудь, а? – улыбнулся Михей и с треском опустил колун на полено. – Еще попутешествуем, посмотрим страну. Не хочешь?

Эстет вытаращил глаза и с таким серьезным видом уставился на товарища, что Мишка не выдержал и захохотал:

– Шучу, блин. Наприключался я, хватит уже с меня.

– А я уж решил, что тебя опять понесло, – облегченно выдохнул Леха. – Нет уж. Если надумаешь – то без меня. Мне и тут хорошо.

Парни часто обсуждали, что же случится с зараженными и мертвыми землями в будущем. Эстет, как обычно, любил пофилософствовать. Он все же взялся за писанину, иногда перед сном удалялся на веранду, где со старой ручкой корпел над бумагой. Михей в его творческие дела не лез – отводит парень душу, и пускай.

– Злые сами собой перегрызутся, добрые наплодятся. И заживем как раньше, – говорил Леха. И Михей знал, что товарищ прав. Что именно так все и будет. И, глядя весной на зеленеющие поля и леса, Мишка лелеял в душе надежду, что и вся земля когда-нибудь так же возродится и преобразится после долгой зимы.

Иногда к ним в гости наведывался Мороз, который основательно поселился в Джогино у одной вдовы и уже успел заделать ей ребенка. Бывшие путешественники за стопкой крепенькой вспоминали минувшие приключения.

– А я «Цикаду» разобрал, – как-то раз ляпнул Евгений, уже порядком захмелевший.

– Да ты чего, рехнулся? – подскочил Михей. – Как так-то? А вдруг пригодится, вдруг – лететь куда?

– Куда лететь-то? – серьезно глянул на него Мороз. – Все, отлетались. К земле я прилип, Мишань. Не хочу отсюда никуда.

И Мишка махнул рукой, в душе понимая, зачем Женька сделал это. И разговоры перешли на обыденное, житейское. Не нужно им было никуда лететь. Все самое дорогое, важное и бесценное собрала жизнь здесь, на маленьком клочке земли.

На соседний огород вышел дядя Ваня и присел на старую скамью у изгороди. При виде него тупая игла кольнула Михея под ребрами. За год Ромкин отец сильно постарел и сгорбился. Тогда, по возвращении, Мишка рассказал мужчине все начистоту. Он думал, что его будут ненавидеть, но старик принял все мужественно. Иногда, перебрав, он заходил к Мишке и тихо просил рассказать еще раз, как все случилось. Каждый такой рассказ давался парню с трудом, но он все понимал. После смерти Ромки у мужчины не осталось никого, и воспоминания о сыне стали его единственной отрадой.

Михей вздохнул и отвернулся. Сентябрьское солнце ослепило его, и парень долго щурился. Скрипнула дверь, и на крыльце показалась бабушка со старой кастрюлей. Дружок вильнул хвостом и понесся, учуяв запах еды. Старуха вывалила собачье варево в миску и позвала парней.

– Миша, Леша, пойдемте обедать.

Михей встал и потянулся, разминая мышцы. Хлопнул товарища по плечу:

– Пойдем, Леха, щей похлебаем, что ли. Работа – не волк.